Степан Чэпмен - Реванш ситцевой кошки

Желтый шерстяной боец анти-монстровой бригады развернул свою повозку для огневой атаки. Тем временем его напарник занял место стрелка. Орудие было заряжено экспериментальными гарпунными стрелами — с присосками, густо намазанными клеем. Когда пес пробегал мимо, артиллеристы дали залп, но монстр поймал стрелу зубами и помчался дальше. В итоге повозка опрокинулась на бок, проехала вслед за псом три квартала и затормозила лишь в холле Калейдоскоп-банка. От самих же бойцов почти ничего не осталось — точнее, осталось так мало, что городские врачи едва сумели скроить из них двоих одну целую игрушку.

Кошка озиралась в поисках дерева, на которое она могла бы залезть. За неимением лучшего ей пришлось довольствоваться надземной железной дорогой. Она взлетела по опорам эстакады и прижалась к путям, готовясь к бою. Тут из-за поворота показался игрушечный поезд, который несся прямо на нее. Она сбросила его с рельсов.

Пес не был чемпионом по скалолазанию, но все-таки сумел вскарабкаться на рельсы и снова ринулся на кошку. Эстакада не выдержала их веса и рухнула. Вместе с ней, рассыпая синие искры, упало несколько линий электропередачи. Кошка схлопотала весьма болезненный удар током — но от этого у нее неожиданно открылось нечто вроде второго дыхания.

Она стрелой промчалась по Вышивальному бульвару и точно птица вспорхнула на купол Мохерового стадиона. Стадион был слишком велик, чтобы пес мог достать ее там. Он в бешенстве описывал круги вокруг здания — сперва по часовой стрелке, а потом против, — круша и переворачивая все, что попадалось ему под ноги.

Кошка по-прежнему чувствовала себя не вполне уверенно и искала какую-нибудь площадку повыше. Она сгруппировалась, головокружительным прыжком взвилась в небо, спланировала над перекрестком Замшевой улицы и улицы Хлопушек и приземлилась на северо-восточном углу десятого яруса знаменитого Глотай-стейк-билдинг, высочайшего в Плюшевом городе небоскреба. На мостовой беспомощно тявкал пес, толпы зевак глазели на кошку снизу, а она поднималась все выше и выше.

А там, на далекой, окутанной облаками крыше небоскреба, в роскошном пентхаусе расположился скандально известный «Клуб полярников» — конспиративный кабак, где с шиком швыряли деньги на ветер нувориши и прожигатели жизни из Антарктиды. На эстраде оркестр из пяти тюленей исполнял зажигательный джаз, а на открытой танцплощадке было буквально не протолкнуться от пляшущих пингвинов. Этим летом среди сливок пингвиньего общества самым последним писком моды стало сочетание невероятной высоты, контрабандной выпивки и свинга под звездным небом.

Помимо танцпола, в клубе имелся салон, ледяной каток и бассейн с охлажденной водой. Нынче вечером на катке собралась большая компания зажиточных морских львов. Кружась по льду, самцы, наряженные в шейные платки и гетры, страстно обвивали плавниками обширные талии своих увешанных драгоценностями самочек.

О своем появлении в клубе кошка возвестила тем, что ворвалась на танцпол и одним махом проглотила трех пингвинов (за всей этой беготней она успела нагулять такой аппетит, что легкая закуска пришлась весьма кстати). Уцелевшие посетители в панике уносили ноги. А кошка покамест с интересом изучала обстановку. Вылакала немного воды из бассейна, понюхала лед на катке, попробовала на зуб эстраду… Потом развалилась на танцплощадке и принялась умываться алым бархатным язычком — сперва бока, за ними передние лапы, а потом и задние… Затем она поточила когти об косматый белый ковер. Далеко внизу слышался лай собаки. Пускай себе лает, подумала она. Ночь ведь только начинается.

Тем временем пес, разбежавшись, всем своим весом навалился на основание небоскреба. Здание содрогнулось. Он ударил второй раз. Здание накренилось. Он наподдал еще — и небоскреб рухнул, как подрубленное дерево, похоронив под обломками семь городских кварталов. На развалинах вспыхнул огонь. К месту катастрофы заспешили, звоня во все колокола, красные жестянки пожарных машин. Далматины в пожарных касках принялись прилаживать свои брандспойты к водоразборным кранам.

Обнаружив, что «Клуб полярников» стремительно приближается к земле, кошка перепрыгнула на пирамидальную крышу Пижамного музея, но при этом сломала ту самую лапу, которую раньше разодрал пес. Вцепившись в угол крыши, она истекала алыми лентами. Клочья ваты, которой она была набита, сыпались на утоптанные тропинки Плюмажного парка и плавали на поверхности декоративного пруда. Наконец и сама кошка сорвалась с крыши и, словно куль с овсом, упала на брусчатку Пинг-понговой площади.

Пес мгновенно оседлал ее, опрокинул на спину и принялся рвать зубами, пуская слюни. Он вонзил челюсти в ее искалеченную заднюю лапу. Он трепал ее, как крысу, пока не оторвал лапу совсем.

— Что ж, твоя взяла, — еле ворочая языком, пробормотала кошка.

— То ли еще будет, — ответил пес с набитым ртом. — Ну что, давай?

— Право же, у меня нет сил.

— И все-таки надо.

— Но я даже встать не могу.

— Позволь мне.

Пес сомкнул зубы у нее на животе и поволок ее по Замшевой улице, к мосту через Стежковую магистраль. Там он перекинул ее через ограждение, прямо в поток спешащих на запад машин. Тут же послышался визг игрушечных шин и скрежет жести — это разбились, врезавшись кошке в бок, четыре пассажирских автомобиля и карета скорой помощи.

Пес перемахнул через парапет и приземлился рядом с кошкой (теперь столкнулось несколько машин в восточном ряду). Он снова взял ее в зубы и потащил вдоль автострады по направлению к реке. Он гонялся за кошкой весь день и уже не чуял под собой ног, мечтая только об укромном уголке, где можно было бы спокойно поужинать.

К месту происшествия прибыл наряд полицейских собак на патрульных машинах, и вслед монстрам (которые были уже вне досягаемости) выпустили десяток минометных снарядов. Команды спасателей из Федерального штопального управления начали извлекать пострадавших из искореженных машин. Еще через пару минут над развалинами Глотай-стейк-билдинг закружились бипланы Гражданской обороны и Службы опыления посевов, вооруженные «вонючими бомбами» и пульверизаторами с чихательным порошком.

Эдна наконец добралась домой из больницы — разумеется, опоздав на несколько часов по милости монстров. Теперь Тедди старательно охаживал ее с головы до ног. Он яростно рычал. Она визжала. Именно этого он и дожидался с самого утра.

Тедди трудился не покладая лап. Он колотил ее головой об стену, таскал за уши, потом отволок на кухню, чтобы прищемить ей лапу ящиком комода и вдобавок от души приложить к ручке ящика ее унылую розовую морду. Шум и гвалт, проникавший в квартиру со всех сторон — крики, звон бьющейся посуды, гудки игрушечных автомобилей и нескончаемое завывание сирен, — казалось, только подстегивал его энтузиазм.