Оксана Панкеева - Рассмешить богов

– Будет в гляделки-то играть, – сказал наконец Зиновий, понимая, что безмолвный отпрыск вряд ли заговорит первым. – Набрался смелости перечить отцу, так иди до конца. Нечего отмалчиваться.

Пафнутий пожал плечами:

– Я все сказал. И по-прежнему жду ответа.

– Он все сказал! – передразнил наследника его величество. – Строптивый мальчишка! Выдрать бы тебя как следует, чтоб не лез куда не просят! Чего молчишь, я что, сам с собой разговариваю?

– Если вы хотели только высказать свое недовольство, – неохотно отозвался наследник, – то я ухожу. Я и так знал что вы недовольны.

Зиновий погладил птицу и вдруг хитро усмехнулся. Черные глазки-бусинки под седыми бровями слегка – прищурились, отчего его величество стал похож на шкодливую мышь, вплотную подобравшуюся к сыру.

– Дерзишь, Пафнутий. Раньше ты себе такого не позволял.

– Надоело, – кратко объяснил Панфутий.

– Лучше бы тебе молчать надоело! Опозорил отца перед всем миром, а теперь молчит! То ли отвага кончилась, то ли без Шеллара не сообразишь, что сказать!

– Мне нечего сказать. Извиняться не стану. Слов обратно не возьму. Добавить к сказанному ничего не желаю. Все.

– Не желаешь, вот как. Что ж, упрям ты был всегда. А вот; смелости тебе недостает. Вон даже сейчас в меч вцепился – боишься, значит. И какой из тебя, такого труса, король?

– Вы полагаете, нам здесь нечего опасаться? Я все больше сомневаюсь в вашем душевном здравии.

– А есть чего?

– Вы сами не догадываетесь, что будет, если мы не уйдем?

– Хочешь опять отца дураком выставить? Я не догадываюсь, я знаю. Придут меня убивать. Этого ты боишься?

– А не надо?

– Так меня же убивать придут, не тебя, – откровенно насмехаясь, хихикнул Зиновий. – Сядь, поганец, нечего тут обиженную физиономию делать. Ты меня сегодня тоже обидел, так что терпи теперь. И послушай, сын мой, что я скажу. Никогда не задумывался, почему в свои сорок лет ты до сих пор не король? Молчишь, понятное дело, я по глазам должен догадываться, о чем думает мой сын. К собственным дурацким привычкам уважения больше, чем к родному отцу. Так вот, ты думаешь, что я жаден до власти и не желаю ее никому уступать, пока жив. А когда я говорю, что мой сын не готов принять посох, ты в это не веришь и считаешь, что я просто оправдываю свою жадность. А на самом деле, Пафнутий, ты действительно не готов. Ты трус и всегда был трусом… И не смотри на меня так. Ты ни разу не попытался изменить мое мнение о тебе. Ты уходишь в сторону при любом конфликте, ты даже мнение свое всегда держишь при себе. Отмолчаться, уклониться, отступить – вот твоя жизнь. Ни разу ты не принял бой, ни разу даже попытки не сделал отстоять свою правоту, хотя чаще бывал прав, чем наоборот.

– Доказывать что-то тебе? – с отвращением поморщился Пафнутий. – Или Лисавете? Это не страшно. Это противно.

– Ну-ну, дальше? Всего полчаса назад ты был разговорчивее. Мне даже показалось, что его высочество наконец набрался смелости и сможет доказать, что достоин посоха, а ты опять молчишь.

– Я буду вести себя так, как считаю нужным, – резко бросил принц и встал, спугнув ворона. – По-твоему, мужество состоит в том, чтобы по любому поводу закатывать скандалы и истерики? Тогда отдай посох Лисавете, и прощай. Уж она точно его достойна.

– Сядь! – прикрикнул король. Пафнутий продолжал стоять. – Сядь, кому говорю!

Наследник, по-прежнему молча, отошел к окну и демонстративно отвернулся.

– Вот так всегда! – со вздохом развел руками Зиновий. – Ты можешь послушаться или не послушаться, но в любом случае ни слова возражения. Тютя ты, Пафнутий, что тебе еще сказать. А еще в короли метишь. Сядь.

– Слова пусты, – упрямо ответил Пафнутий, не оборачиваясь. – А доказывать очевидное глупо. Особенно когда тебя не слышат.

Зиновий снова вздохнул, посмотрел на птицу и хлопнул себя по плечу:

– Иди сюда, Берендей. Хоть ты меня понимаешь, раз уж с детьми так не повезло. Птица и кошка никогда не договорятся, как ни пытайся. Одно утешение – когда-нибудь и мы посмеемся, наблюдая, как кошка пытается договориться с собакой и не сможет понять, отчего разговор не ладится…

Старый король, кряхтя, выбрался из кресла, положил посох поперек стола и подошел к окну, у которого продолжал стоять его строптивый сын.

– Вот что я тебе скажу, Пафнутий, – проворчал он, распахивая створки. – Коли ты хоть раз в жизни набрался смелости мне возражать, может, еще не все потеряно. Вот тебе последняя возможность доказать, что ты не трус. Сможешь проявить себя – отдам посох. Может, как-нибудь управишься с этой сворой бездельников – нашими придворными. Солнце их знает, может, это и молча как-то можно уладить… Вот он, посох, на столе, можешь взять себе, если сумеешь управиться хотя бы с теми, кто сейчас сюда придет. Сам заварил кашу, сам и расхлебывай. А я пойду прогуляюсь, давно мы с Берендеем ворон не гоняли…

И, подобрав свой долгополый кафтан, Зиновий принялся перелезать через подоконник.

– Отец, – негромко окликнул его Пафнутий.

– Что тебе еще?

– Тридцать локтей до земли.

– Твое это дело сопливое, сколько до земли? Жену свою учить будешь! Я сорок лет в это окно на прогулку хожу! – сварливо отозвался Зиновий и, заметив в глазах сына невысказанное изумление, снисходительно усмехнулся. – А ты что, дурень, думал, ты один такой? Вся семья у нас такая. В каждом поколении кто-то один. Ты к Кондратьевым байстрюкам присмотрись, как подрастут, мало ли…

Пафнутий улыбнулся и задумчиво погладил меч.

– Опять боишься? – насмешливо поинтересовался отец.

– Думаю, – отрицательно качнул головой Пафнутий.

– О чем?

– Оружием или так?

– А какая разница?

– Ты прав. Если дойдет до драки, все равно всех придется убить.

Зиновий одобрительно кивнул, посмотрел на солнце и, раскинув руки, похожие на крылья из-за широких свисающих рукавов, шагнул с подоконника. Пафнутий снова улыбнулся и посмотрел в окно. Два ворона взмыли над деревьями старого парка и куда-то полетели, – видимо, гонять ворон, как и было обещано.

– Ты что, правда не знал? – раздался где-то рядом знакомый насмешливый голос.

Пафнутий отрицательно покачал головой и сел за стол, положив меч на колени.

– А твои дети знают?

Пафнутий покачал головой повторно и задал встречный вопрос:

– Ты откуда знаешь?

– Да я такие вещи просто вижу. Но твой старик меня приколол.

– Чем?

– Рассуждениями про птицу, кошку и собаку. А чего он тебя дразнил насчет меча? Ты правда, когда боишься, за меч хватаешься?

– Да.

– Почему?

– Чтобы остаться человеком. Страх – провоцирует. Оружие – сдерживает.

– А по желанию ты не можешь?

– Нет. Помолчи.