Брюс Ковилл - После третьего поцелуя

— Я знаю.

— Есть заклятие, способное помочь мне, — продолжала я. — Но чтобы оно возымело силу, мне от тебя кое-что нужно.

Она смотрела на меня, недоуменно моргая.

— И что же тебе от меня требуется?

— Всего лишь провести тряпочкой по твоей спине, — сказала я наконец.

Она рассмеялась.

— А что ты мне за это дашь?

— А чего бы тебе хотелось?

— Вынеси меня на поверхность.

— Разве ты сама выйти не можешь?

— На мое возвращение наложен… запрет. Он утратит силу, если ты меня вынесешь.

Это было не совсем то, на что я рассчитывала, но, по крайней мере, передо мной была возможность получить желаемое. Мне нужно было только завернуть королеву-жабу в большой платок, который я с собой захватила, и выйти с ней на верхние уровни. Пока я соображала, что стану делать с ней, когда мы поднимемся выше, она сказала мне:

— Только поклянись, что не швырнешь меня с лестницы вниз и вообще никоим образом не обидишь.

Я открыла рот для ответа, но прежде, чем я успела выговорить хоть слово, она резко произнесла:

— Пойми, Мэй Маргрет, дракона обязывает данное им слово. Может, ты и вернулась к человеческому облику, но это свойство по-прежнему при тебе. Так что если дашь клятву, даже и не думай о том, чтобы ее преступить!

Я перевела дух, гадая, говорила она правду или просто подстраховывалась на случай, если я замыслю что нехорошее. Я решила на запрет ответить запретом. Я сказала:

— Я поклянусь, если ты также дашь клятву, что твои бесенята останутся здесь и больше не станут проказничать наверху!

Она нахмурилась, и я внутренне возликовала, поняв, что она, должно быть, собиралась вызвать их в какой-то момент. Тем и хорош был ответный запрет, что, вздумай она жульничать, я тотчас освобождалась от своего слова.

— Клянусь оставить их здесь, — сказала она наконец.

— А я клянусь не причинять тебе вреда, пока они смирно сидят внизу, — ответила я.

Вытянув из-за пазухи платок, я принялась заворачивать в него королеву. Памятуя о предупреждении Нелл, я очень старалась не прикоснуться к ней руками. Бесенята стонали, завывали и плакали, покуда королева вновь не отругала их, призывая к молчанию. Я хорошенько обмотала ее и подняла на руки. Тело у нее было мягкое и податливое — я словно бы держала на руках большой пласт хлебного теста. Подавляя дрожь, я отнесла ее к лодке и устроила на носу, после чего вернулась к костерку, чтобы разжечь последнюю свечку. Бесенята провожали меня непристойными звуками и грубыми жестами, но я не обращала внимания.

Пока я гребла обратно к своему берегу, мачеха рассказывала мне о политике и о тех опасностях, которые, по ее мнению, со всех сторон нас окружали.

Перебравшись через подземное озеро, я — делать нечего — снова взяла ее на руки, да еще и прижала к груди, потому что одна рука мне была нужна для фонаря. Я очень боялась остаться в темноте и быстро поднималась по винтовой лестнице, невзирая на боль в усталых ногах, и успела добраться до темницы, прежде чем моя свечка иссякла. Я не думала, что испугаюсь темноты, но тут на меня внезапно накатил такой страх, что перехватило горло. Несмотря на быстрый подъем, я с трудом могла дышать.

— Что с тобой? — спросила королева. — Почему мы остановились?

— У меня свечка погасла.

— Так разверни меня, и я тебе посвечу.

Я осторожно приоткрыла платок, по-прежнему остерегаясь прикосновения. Королева что-то пробормотала, и над ее головой возник светящийся шарик. Это был неяркий ведьминский огонек такого тошнотворно-зеленого цвета, что меня замутило.

Как бы то ни было — все лучше, чем темнота.

Когда королева увидела, где мы находимся, у нее вырвался негромкий вскрик.

— Скорее вперед! — сказала она мне. — Давай покинем это недоброе место!

Вскоре после этого мы выбрались обратно в кухню, и тут до меня дошло, что, стремясь получить необходимое, я вовсе не подумала о том, что будет дальше.

— Куда мне тебя отнести? — спросила я мачеху.

— В твою комнату.

— Я не хочу, чтобы ты там находилась. Может, болото лучше тебе подойдет?

— Не глупи, падчерица, — сказала она. — Пусти меня в болото — и через день я вернусь, творя неведомо что! Но если ты поместишь меня в своей комнате и станешь заботиться обо мне, ты сможешь присматривать за мной, а я буду давать тебе советы, что бы ни произошло!

Я была не слишком уверена, что действительно нуждаюсь в этих самых советах. Но мысль о том, что у себя в комнате я, по крайней мере, буду знать, что она замышляет, мне понравилась…

На следующий день я вновь отправилась к старухе Нелл, неся с собой платок, в который накануне заворачивала свою мачеху-жабу. Равно как и еще три серебряные чаши в дополнение к той первой. Бабка тепло приветствовала меня. Она казалась довольной и слегка удивленной тем, что я таки выполнила задуманное. Полюбовавшись чашами, она забрала у меня платок и выставила меня за порог — дожидаться, пока она сварит обещанное снадобье.

Уже вечерело, когда она снова позвала меня внутрь. Пристально уставившись на меня единственным глазом, Нелл вручила мне зеленую бутылочку, сказав:

— Тебе нужно лишь выпить это, и к тебе вернется облик, который ты когда-то носила. Но помни, дитя: если сделаешь — обратной дороги уже не будет…

Я отдала Нелл чаши, и она принялась жадно гладить их узловатыми пальцами. Я с неменьшей жадностью выхватила у нее заветную бутылочку и побежала домой, ощущая величайшее успокоение. Мысль о том, что теперь я могу стать драконицей, когда только захочу, согревала меня.

А еще я крепко надеялась, что само обладание вожделенным средством умерит мое желание воспользоваться им.

Последующие недели были едва ли не самым странным периодом моей жизни. Даже более странным, чем время, проведенное в шкуре драконицы. По настоянию королевы-жабы я приготовила ей местечко в своем платяном шкафу — уютное гнездо с блюдечком воды и большим плоским камнем во мху, который я ежедневно смачивала. Здесь ее даже Гленна не смогла бы заметить. По ночам я открывала шкаф и кормила мачеху мясом и вином, прихваченным с кухни. Мне только было слишком противно смотреть, как она ела, и на это время я находила себе дела за пределами комнаты. Насытившись, она окликала меня. Я водворяла ее в шкаф, и она расспрашивала меня о событиях дня, попутно высказывая свое мнение.

Удивительное это было чувство — мачеха, которая по всем ее делам должна была числиться моей врагиней, давала мне советы о том, как справляться с грядущим! И тем не менее ее слова казались мне мудрыми. Настолько, что я даже задумывалась: что, если она в самом деле заботилась в первую очередь о стране? Теперь я уже ничего не могла понять. Когда мачеха предупреждала меня о замыслах моего будущего жениха, это был разумный совет — или попытка подтолкнуть меня к скоропалительным действиям и конечной погибели? Когда она объясняла, почему Винд задумал мой брак, являла она истинное понимание человеческого сердца или просто подливала черного огня в мое, оставшееся человеческим едва ли наполовину?..