Дэниэл Абрахам - Тень среди лета
– Ну, что нового? – спросил Марчат, завершая тем самым утренний ритуал.
Амат отчиталась. Дела шли неплохо. Корабли с хлопком-сырцом из Эдденси стояли в порту на разгрузке. Контракты с ткачами были почти подписаны, хотя кое-какие неточности в переводе с гальтского на хайятский еще требовали доработки. Из плохих вестей: урожай с северных полей задерживался.
– К встрече с андатом успеют?
Амат еще раз отпила чай, прежде чем ответить.
– Нет.
Марчат шепотом выругался.
– Эденсийцы, считай, все прислали, а наш собственный хлопок до сих пор на корню?
– Как будто так.
– Сколько не хватает до полной загрузки?
– Одной десятой.
Марчат нахмурился и поднял глаза к потолку, подсчитывая невидимые цифры, читая пустоту, как книгу. После недолгого молчания он вздохнул.
– А нет ли возможности обратиться с этим к хаю? Обсудить еще раз условия…
– Нет.
Марчат фыркнул с досады.
– Вот за что я не люблю Хайем! Будь мы сейчас в Бакте или Эймоне, все еще можно было бы переиначить.
– Да, потому что за стеной стояли бы гальтские воины, – сухо парировала Амат.
– Вот именно. Тогда время бы сразу нашлось. Проверь – может, у кого из других домов склады перегружены?
– У Чадхами, знаю, есть излишек хлопка. К тому же Тиян и Яанани обхаживают одного западника. Кто успеет раньше – тот и перетянет купца на себя. Можем продать им свою очередь к андату, а сами пойдем потом, когда наш товар подоспеет.
Марчат задумался. Они еще немного обсуждали стратегию Дома – с кем объединиться и как потом эту связь выгодно разорвать, если в том возникнет нужда.
Амат, разумеется, не рассказывала хозяину всего. В этом заключалась ее работа: удерживать все в голове, извещать Марчата о том, что ему нужно знать, а с остальным разбираться самой. Основой их дела была торговля хлопком и связанная с ней сеть отношений между ткачами, красильщиками, изготовителями парусов, судовладельцами, землевладельцами, добытчиками руды – та отрасль, на которой искони богател Сарайкет. Кроме этого, в отличие от Гальта, Эдденси и Бакты, Западных земель и Восточных островов, Сарайкет война обходила стороной. Все города Хайема защищали поэты и силы, которыми те обладали. Лишь под этой защитой могли съезжаться купцы со всего света, чтобы играть в донельзя серьезные игры – торговлю и товарообмен.
Когда они все решили и согласовали, Амат договорилась с Вилсином, когда занести бумаги в торговый дом. Обсуждать дела в банях – это одно, а капать водой на только что составленные договоры – совсем другое, чего она позволять не собиралась. Впрочем, Вилсин ее понимал. Видя, что Амат начала выбираться из воды, он поднял руку, чтобы задержать ее.
– Вот еще что, – произнес Вилсин. Амат опустилась в бассейн. – Мне нужен охранник на этот вечер, где-то к половине свечи. Ничего особенного – так, собак отгонять.
Амат наклонила голову набок. Марчат говорил спокойно, обычным тоном, но в глаза не смотрел. Она сделала вопросительный жест.
– У меня встреча, – сказал Вилсин. – В одном из предместий.
– По делам Дома? – спросила Амат таким же ровным голосом.
Он кивнул.
– Понятно… Значит, в полсвечи встретимся у твоих ворот.
– Нет. Амат, мне нужен какой-нибудь громила, чтобы отпугивал зверье и бандитов. На кой мне женщина с палкой?
– Я приведу охрану с собой.
– Просто пошли его ко мне, – свернул разговор Вилсин. – Остальное – моя забота.
– Как угодно. И давно ли Дом начал заключать сделки без моего участия?
Марчат Вилсин поморщился и тряхнул головой, бормоча что-то себе под нос. От его вздоха пошла рябь по воде и пролился чай.
– Дело очень щекотливое, Амат. Вот и все. Я решил вести его сам. Когда смогу, поделюсь с тобой всеми подробностями, а пока…
– Пока?
– Трудно объяснить. Подробности таковы, что… Не хочу об этом распространяться.
– Почему?
– Речь идет о скорбном торге. Девица на приличном сроке, живот уже заметный. Избавление от ребенка – дело щекотливое, тут надо действовать без огласки.
Амат внутренне возмутилась, но спокойным тоном ответила:
– Что ж, понимаю. Если ты опасаешься мне доверять, полагаю, лучше было и не посвящать меня в это дело. Пожалуй, подыщу себе замену.
Вилсин досадливо хлопнул по воде. Амат скрестила руки. Оба знали, что угроза ненастоящая: Дому Вилсинов без Амат придется туго, да и ей будет хуже, лишись она этой работы. Однако как распорядительнице ей совсем не нравилось быть в стороне от дел.
Марчат вспыхнул, от стыда или злости – трудно было понять.
– Не городи гору, Амат! Мне это нравится не больше твоего, но сделка есть сделка. И я намерен проследить за ее исполнением и попросить хая об аренде андата. Девушке будет обеспечен хороший уход и до, и после, а все, кому нужно заплатить, получат свое. В конце концов, я работаю на Дом Вилсинов дольше тебя. Я отдаю тебе приказы. Уж, наверное, я свое дело знаю!
– Я собиралась сказать то же самое, только про себя. Ты двадцать лет слушал мои советы. Если я как-то подорвала твое доверие…
– Нет.
– Тогда почему ты меня отстраняешь – в первый раз за все эти годы?
– Если бы я мог сказать, мне не пришлось бы тебя отстранять. Просто поверь, здесь решаю не я.
– Твой дядя велел ничего мне не говорить? Или заказчица?
– Мне нужен охранник. К половине свечи.
Амат изобразила сложную позу согласия с легким оттенком раздражения, зная, что Вилсин второй смысл не уловит. Она всегда выражалась слишком сложно для гальта, если тот ее злил. Амат встала, а Вилсин подогнал к себе поднос с чашками и налил чая.
– Ты хотя бы можешь сказать, кто заказчик?
– Нет. Спасибо, Амат, – попрощался Вилсин.
В женской комнате она вытерлась и оделась. Теперь улица досаждала ей своим шумом. Амат свернула к Гальтскому Дому Вилсинов – на север и вверх по холму. В тени у прилавка водовоза ей пришлось задержаться и выпить прохладительного, чтобы собраться с мыслями. До сих пор Вилсину не приходилось устраивать «скорбный торг» – прерывание беременности силой андата, хотя другие Дома брали на себя роли посредников в подобных случаях. Амат беспокоила такая перемена, беспокоила таинственность и то, зачем Марчат Вилсин попросил ее прислать телохранителя. Уж не хочет ли он подспудно, чтобы Амат все-таки докопалась до правды?
Маати замер, чувствуя, как сердце вот-вот выскочит из груди. Бледнокожий незнакомец медленно обошел его, ощупывая черными глазами каждый оттенок приветственной позы. Маати не дрогнул – помогли годы обучения в школе и у дая-кво. Его руки знали, как скрыть волнение.
Человек в одеждах поэта остановился, глядя с одобрением и легкой иронией. Изящные пальцы сложились в жесте приветствия – не самом теплом, но и не официальном. Получив ответ, Маати вытянул руки по швам и встал ровно. Первая оторопь от внезапного появления учителя прошла, и он подумал: не ожидал, что Хешай-кво так молод и красив!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});