Роберт Сальваторе - Гонтлгрим

— Ты не должен был знать. Так было бы лучше для тебя!

— Чтобы увидеть моего короля, моего друга, погребенного под камнями?

Брунор вздохнул, не найдя ответа.

— Хорошо, я доверяюсь тебе теперь, когда ты не оставил мне никакого выбора. Теперь ты служишь Банаку, но знай, что не стоит ему ничего говорить, как и кому-либо другому в Мифрил Холле.

Пвент решительно покачал головой на последние слова Брунора.

— Я служил королю Брунору, моему другу Брунору, — сказал он. — Вся моя жизнь для моего короля и моего друга.

Это заставило Брунора насторожиться.

Он обратился к Дриззту, который пожал плечами и улыбнулся; потом к Нанфудлу, который нетерпеливо кивнул; затем к Джессе, которая ответила.

— Только если вы обещаете ссориться друг с другом время от времени. Я действительно обожаю вид дварфов, выбивающих друг из друга медовый пот!

— Ба! — фыркнул Брунор.

— Куда теперь, мой ко… Мой друг? — спросил Пвент.

— На запад, — сказал Брунор. — Далеко на запад. Навсегда на запад.

ЧАСТЬ 1

Бесплодные попытки Безумного Бога

Пришло время, позволить водам прошлого отойти к далёким берегам. Несмотря на то, что они никогда не будут забыты, давно ушедшие друзья не должны занимать мои мысли день и ночь. Они будут со мной, успокаиваю я себя, готовые улыбнуться всякий раз, когда мой мысленный взор обращается к их образам за утешением. Готовые воззвать к богу войны, когда битва близка, готовые напомнить мне о моих промахах, когда я готов совершить очередную ошибку, и готовые, всегда готовые заставить меня улыбнуться, отогреть моё сердце.

Но, боюсь, они также напомнят мне о боли, несправедливости, о бесчувственных богах, отнявших у меня мою любовь именно в тот момент, когда я наконец-таки обрёл покой. Я никогда их не прощу.

— Проживай свою жизнь по частям, — сказала мне одна мудрая эльфийка, потому что быть долгожителем, который может видеть рассвет и закат веков, было бы настоящим проклятьем, если постоянно помнить о грядущей смерти.

Теперь же после более чем сорока лет я поднимаю свой бокал за тех, кто ушёл: за Дюдермонта; за Кэддерли; за Реджиса; возможно за Вульфгара, так как я ничего не знаю об его участи; и больше всего за Кэтти-Бри, мою любовь, мою жизнь — нет, любовь этого отрывка моей жизни.

Случай, судьба, боги…

Я никогда не прощу их.

Так уверенно и убеждённо произношу эти искренние слова, и всё же моя рука дрожит, пока я пишу их. Прошло уже две трети столетия со времени падения Короля Призраков, разрушения Храма Парящего Духа и сме… потери Кэтти-Бри. Но то страшное утро я помню с болезненной чёткостью, хотя столь многие воспоминания о моей жизни с Кэтти кажутся такими далёкими, будто я оглядываюсь на жизнь какого-то другого дроу, чьё место я занял. То утро, когда духи моей возлюбленной и Реджиса выехали из Мифрил Халла на призрачном единороге, выехали сквозь каменные стены и были потеряны для меня. То утро, отравленное самой сильной болью, что доводилось мне испытывать, и оставившее в моём сердце незаживающую кровоточащую горящую огнём рану.

Но довольно.

Это воспоминание я погружаю в стремительные воды памяти и не оглядываюсь на него, пока оно уплывает.

Я иду вперёд по открытой дороге с друзьями — старыми и новыми. Слишком долго мои клинки пребывали в покое, слишком чисты мои сапоги и плащ. Слишком беспокойна Гвенвивар. Слишком беспокойно сердце Дриззта До'Урдена.

Мы отправляемся в Гонтлгрим, как утверждает Брунор, хотя мне это кажется маловероятным. Но, по правде говоря, это не имеет значения, он уходит завершать свою жизнь, а я иду искать новые берега — чистые берега, свободные от оков прошлого, новую часть моей жизни.

Вот что значит быть эльфом.

Вот что значит быть живым, несмотря на то, что это наиболее мучительное и неизбежное испытание для рас-долгожителей. Даже короткоживущие люди делят свои жизни на части, хотя они редко осознают кратковременную истину, когда переходят из одного этапа своего существования в другой. Каждый, кого я знал, обманывал себя, полагая, что текущее положение вещей будет неизменно из года в год. Так легко говорить об ожиданиях, о том, что, наверное, будет лет через десять и быть уверенным в том, что жизнь и мир вокруг останутся прежними же или улучшатся в соответствии с желаниями.

— Такой будет моя жизнь в течение года!

— Такой будет моя жизнь в течение пяти лет!

— Такой будет моя жизнь в течение десяти лет!

Все мы твёрдо верим в эту иллюзию, стремясь облегчить свой путь. Но в конце этого отрезка, будь то год, пять лет, десять или пятьдесят, именно путь, а не цель, достигнутая или потерянная, определяет кто мы. Путь это история нашей жизни, а не успех или провал в её конце, и, таким образом, наиболее важная истина, которую я познал, это «Такова моя жизнь сейчас».

Я Дриззт До'Урден некогда из Мифрил Халла, некогда гонимый сын матери-матроны дроу, некогда протеже удивительного мастера оружия, некогда любимый в браке, некогда друг короля и других не менее прекрасных и значительных личностей. Это реки моей памяти, утекающие теперь к далёким берегам, чтобы я вернул себе свой путь и своё сердце.

Но не мою цель, как не удивительно это осознавать, потому что мир вышел за рамки того, что я считал истиной. Потому что Королевства наполнились предчувствием новой тьмы и страхом, маня того, кто захочет изменить существующий порядок вещей.

Однажды я принесу с собой свет, чтобы рассеять тьму. Теперь же я беру с собой клинки, так долго лежавшие без дела, и приветствую её.

Хватит! Я излечился от раны, оставшейся после потерь!

И это ложь.

— Дриззт До'Урден.

Глава 1

Проклятая

Год Раскопанного Знания (1451 ЛД)

Она создала хитрое приспособление — похожий на напёрсток конический обломок гладкого кедра с остриём, словно дротик и отверстием, позволявшим надевать его на палец. Она надела и осторожно затянула узел деревяшки, мирское стало магическим, дротик на пальце уменьшился и принял форму красивого кольца с сапфиром.

Сияющее украшение подходило к величественному образу Далии Син'фелл. Её высокая гибкая эльфийская фигура была увенчана бритой головой с единственной толстой косой из переплетённых иссиня-чёрных и рыжих волос, сбегавшей по правой стороне головы и прилегавшей к её обманчиво хрупкой шее. Длинные пальцы были украшены не только драгоценным кольцом, они оканчивались прекрасными ногтями, окрашенными в белый цвет и усыпанными крошечными алмазами. Ледяные глаза голубого цвета могли, как заморозить, так и сжечь сердце человека одним лишь взглядом. Далия казалась воплощённым идеалом художника аристократии Тея, величайшей из величайших леди, девушкой, которая могла войти в комнату и свести всех с ума от желания, трепета перед ней или убийственной ревности.