Сергей Раткевич - Посох Заката

А зря не обратил.

Хотя бы потому что на вошедшем также был плащ менестреля. Кроме того, на груди вошедшего менестреля на тонкой золотой цепочке, мягко мерцал знак старшины гильдии уличных музыкантов.

Старшина стряхнул с себя остатки кувшина и, недобро усмехнувшись, шагнул к веселящемуся менестрелю. Вслед за ним в дверной проем споро шагнули четверо хмурых молодцов, чей внешний вид не оставлял никакого сомнения относительно рода их повседневных занятий. В руках они держали тяжелые железные палки — такой, при случае, меч сломать можно. Старшина Гильдии Уличных Музыкантов подошел к столу и, наклонившись к занятому созерцанием кувшина менестрелю, что-то проговорил.

— Налог?!! Это я должен платить вам налог, кровососы драные?!! — вскакивая, заорал менестрель.

Стол, за которым он сидел, перевернулся. Пустой кувшин упал и разбился. В руках менестреля сверкнул дорогой старинный кинжал.

Старшина Гильдии Уличных Музыкантов города Денгера испуганно отскочил, бормоча себе под нос разнообразные слова. Только половину из них можно было условно считать музыкальными терминами.

— Организуйте ему гастроль! — зло приказал он своим людям. — Долгую.

— Сделаем, хозяин, — ухмыльнулся один из четверки.

— С аккомпанементом или без? — деловито поинтересовался другой.

— Обязательно с аккомпанементом, — важно кивнул Старшина Гильдии Уличных Музыкантов города Денгера. — Такой великий бард имеет право на все находящиеся в вашем распоряжении почести. Но чтоб дышал, — добавил он, направляясь к выходу.

— Пусть только попробует не дышать, — обронил один из обломов, помахивая своей дубиной.

Покачиваясь от выпитого вина, бывший великий боец и все еще неплохой менестрель храбро шагнул навстречу тяжелым железным дубинам в молодых недобрых руках.

Дубины ударили разом. Он дважды увернулся, перепрыгнул стол, наотмашь полоснул кого-то из врагов по неосторожно отставленной руке, еще раз уклонился… он помнил такие бои, что этим молокососам и не снилось… у них нет против него и тени шанса… вот сейчас… проклятье… почему его движения столь медленны… сейчас… сейчас… как гудит голова… и ноги… такие тяжелые… словно по колено в киселе… и воздух… кажется, он забыл дышать… так трудно дышать… подлец хозяин, верно, отравил свое вино… черт, они совершают просто смехотворные ошибки, нет, ну вот кто так двигается? Ему бы хоть немного сил, и… Шаг. Поворот. Выпад. Отскок. Шаг. Еще шаг. Выпад…

Дубины ударили разом. И некуда было деться. Некуда, потому что кончился пол, а вместе с полом кончилась и вся земля. За миг до удара менестрель отбросил кинжал и отчаянно расхохотался. Расхохотался, потому что понял, как именно его сейчас будут убивать. Такая простая тактика, такая детская… Они ведь щенки перед ним, глупые слепые щенки, а он…

Дубины ударили разом.

Очнувшись, менестрель заметил, что он куда-то идет. Медленно, правда, но идет. А значит, жив. Ну, да! Его ж не велено было убивать, вот и не убили. Просто поучили маленько, чтоб вперед не зазнавался и почитал старших. Плащ разорван, правая рука висит набрякшей колодой — вероятно, сломана — голова раскалывается от боли… но он тем не менее куда-то идет… Куда?

Если бы он мог оглядеться по сторонам, он, вероятно, заметил бы некие смутные фигуры, что, перебегая от дома к дому, осторожно крались за ним — но имея такую больную голову особенно не пооглядываешься. Притишилась боль, и ладно.

— Мне нужно добраться до гостиницы, — внезапно вспомнил он. — Сын. Я совсем забыл о сыне.

Но ему уже никуда не суждено было добраться.

Он свернул в узкий переулок. Тени домов накрыли его бархатным плащом тьмы, а тени людей догнали и окружили. Те самые пьянчужки, которых он разогнал. Те, что побоялись связываться с ним в открытую.

Он стоял, а темнота вокруг него наливалась лютой злобой и судорожной ненавистью. Он стоял со сломанной рукой и тяжелой до безобразия головой. Безоружный и растерянный, он стоял — впервые за свою долгую, полную драками жизнь, не зная что делать.

И когда темнота до краев налилась отвратительным кошмаром, насосалась знобкой жажды убийства, прозвучало одно-единственное, короткое:

— Бей!

Тяжелый удар сбил его с ног, а дальше…

В такой темнотище разве поймешь, кто его убил? Кому надо, тот и убил — а нам что за дело? Мы и вообще мимо шли. Да и не видели мы никого. Тут такие лужи — утонуть можно. Успевай, главное, под ноги смотреть. А не то чтоб… по сторонам шариться. Да и вообще, мы — народ занятой. Делать нам нечего — всяких мертвяков разглядывать. Вот вы — стража, вы и разбирайтесь! А мы, как честные граждане, до трактира шли. И желаем, чтобы, значит, этот путь продолжить. А тут темно. Так что ничего мы не видели, вот. И не надо меня руками! Вы этими руками небось зад чесали! И вообще. Вы бы этими руками лучше фонарь тут для смеху повесили. Вам же спокойней выйдет. Я кому сказал, не трожьте меня, меднолобые морды! Не тыркай, рожа! Сам ты благородие! Я человек, а не пакость! Нож в кармане?! Ну и что?!! Ну и что, я вас спрашиваю?! Я что, не имею права в трактире своим ножичком луковку порезать? А ты не шмургай мозгами, шкварка поганая! Ты сперва докажи, что это я его! Мы здесь все свободные люди! Ах, ты…

Визготня стояла в переулке. Длинная такая. До небес бы добралась, да крыши мешали.

В конце концов стража кого-то арестовала, но, кажется, даже он сам не был уверен, является ли он участником убийства.

В суматохе никто не заметил внезапно появившееся чудовище. Мы вообще редко замечаем чудовищ. Так уж они, чудовища, устроены, чтоб их замечали как можно реже. Встречая их, люди обычно пугаются до обморока, а потом возносят хвалу богам, что подобные вещи происходят с ними не каждый день. А между тем, стоит им научится вовремя оборачиваться через плечо… Впрочем, нет. Лучше не стоит.

Чудовище медленно наклонилось над убитым менестрелем и подняло его. Подняло осторожно, как младенца. А потом шагнуло в ночь. Далеко, за город, прямо сквозь стены зданий, сумрак фонарей, ругань стражи, храп обывателей, сквозь все то, что составляет ночное тело города. Крепостная стена чуть качнулась, словно отодвинутая занавеска, сон часовых на башнях стал чуть менее ровным, городскому голове приснился кошмар — его дочь вышла замуж за какого-то пьяного офицера, который на радостях спалил полгорода. Крепостная стена качнулась обратно, и ночь спрятала все. Никто не увидел странных, пугающих чудес. Ну, да ладно, может, оно и хорошо. Некоторых вещей лучше не видеть — пищеварение портится.

Когда стражники хватились убитого, он уже исчез, что вызвало новые яростные споры между ними и подозреваемым. В самом деле — раз никакого убитого нет, значит и убийства не было? Не мог же мертвый самостоятельно уйти!