Лиланд Модезитт - Магия Отшельничьего острова

— Те, которые скрывают свое звание и живут под видом обычных людей. Иначе как Мастера узнают про таких малых, как тот булочник?

— Я так понимаю, Леррис, — сказал отец, — что в магию ты не веришь.

— Как я могу верить или не верить? Заниматься магией хаоса запрещено, что же до магии гармонии... Мне не случалось видеть ни одного ее проявления, которое нельзя было бы объяснить иначе. Случайностью, искусством или чем-то еще.

Мать улыбнулась, но как-то странно.

— И с чего ты вообще вспомнил этого несчастного булочника? — спросил я. — Только ради того, чтобы показать, что мастера за всем надзирают и всем управляют?

— Может быть, и для этого. Кстати, булочник не такой уж «несчастный». Он обосновался в Хаморе и живет там припеваючи. Из чего следует, что Мастера вовсе не жестоки и, хотя оказывают влияние на все стороны жизни, вмешиваются непосредственно лишь для того, чтобы нас защитить.

— Тогда почему все связанное с ними окружено такой тайной? — буркнул я, начиная жалеть о том, что вообще ввязался в этот пустопорожний разговор. Прямого ответа из родителей все едино не вытянуть: знай ходят вокруг да около, отделываясь намеками.

— Не уверен, что смогу ответить на этот вопрос, — со вздохом промолвил отец.

То же он говорил и перед моей отправкой к дядюшке.

— Дорогой, — снова подала голос мать, — пойми, что сейчас мы не вправе рассказать тебе все, поскольку для правильного понимания такого рода сведений необходим определенный опыт. А у тебя его нет.

— Вы просто не хотите ничего объяснять. Как всегда.

— Не кипятись! — Отец взглянул на меня довольно сердито, но я предпочел не заметить его взгляда и подцепил на вилку еще кусочек утки.

— Не кипятись, кое-что мы попробуем тебе растолковать. Вот ты спрашивал насчет войска. Так вот, Братство не выступает в качестве армии или флота. Однако ты, например, мог бы пройти гармонизацию, служа в пограничной страже. Разумеется, с дозволения Мастеров. Сами они несут нечто вроде дозора против всяческих проявлений магии хаоса, порой весьма тонких и трудно уловимых. Как в случае с булочником. Береговой флот принадлежит Братству, но его трудно назвать в полном смысле военным. Корабли ведут рыбную ловлю, но в то же время надзирают за прибрежными водами. На борту каждого судна, несущего флаг Отшельничьего, находятся член Братства и младший Мастер.

— Сколько же их?

— Достаточно. Столько, сколько нужно.

Конечно, мне так и не удалось добиться удовлетворительных ответов на интересовавшие меня вопросы, но наседать на родителей перед разлукой вовсе не хотелось — этак недолго и поссориться. Поэтому я приналег на утку, а потом, намазав ломоть черного хлеба вишневым вареньем, поинтересовался, не появились ли у родителей новые соседи.

— Молодая пара строит дом в том проулке, что выходит на сад Лервина, — ответила матушка, явно обрадовавшись возможности сменить тему.

Отец пожал плечами и потянулся за вареньем.

«Какие же мы с ним разные, — подумалось мне. — Или наоборот, слишком похожие?»

Отрешившись от всяческих вопросов, я с удовольствием смел еще одну порцию утки и воздал должное прекрасным лимонным пирожным.

Так прошел наш семейный обед. Последний перед моим отбытием в Найлан.

IV

Восход солнца застал меня на ногах и уже умывающимся. Впрочем, необходимость встать пораньше никогда не бывала мне в тягость.

Смывая холодной водой со щек мыло и оставшиеся после бритья волоски, я почувствовал на себе взгляд — не иначе, как отца. Матушка обычно вставала позже, хотя их обоих нельзя было назвать полуночниками.

Я молча вытерся, проверил, суха ли бритва, и спрятал ее в футляр. Отец тоже молчал и — я чувствовал это спиной — улы6ался.

— Надеюсь, тебе предстоит хорошее путешествие, Леррис. И твоя мама тоже на это надеется, — промолвил он наконец — как всегда, невозмутимо. Его тон начал меня раздражать. Это ж надо — провожает меня на опасное испытание, а держится так, будто я собрался проведать дядюшку.

— Мне тоже хочется на это надеяться. Но я настроен на то, чтобы выжить.

— Вот это зря, сынок. Никогда не настраивайся на выживание: выживание — это вовсе не жизнь... Впрочем, я пришел не затем, чтобы на прощание донимать тебя поучениями. Скажи лучше, не хочешь ли перекусить на дорожку?

— И то сказать, глупо отправляться в путь на пустой желудок, — согласился я и последовал за ним на кухню, где он заранее выложил на стол фрукты, пару пирогов, сыр и колбасу. Квадратный, идеально гладкий стол из красного дуба не был покрыт скатертью, и еда лежала на плетеных соломенных салфетках.

— А там, — отец кивком указал на выложенный плиткой кухонный подоконник, где я заметил мою дорожную торбу, — кое-какая снедь в дорогу.

Мешок выглядел битком набитым: похоже, родители напихали в него не меньше еды, чем выложили на стол.

Не забыл отец и набрать кружку холодной водицы — он знал, что я предпочитаю ее вину и чаю. Особенно по утрам.

Пока я насыщался, он сидел на кухонном табурете, не произнося ни слова. Да и что тут скажешь, ведь это не ему, а мне предстояло под страхом изгнания пройти процедуру гармонизации опасности. Или выхолащивания опасности — разные люди называли это испытание по-разному.

Завтрак не занял у меня много времени. Подкрепившись, я буркнул «спасибо», подхватил с подоконника мешок и двинул за посохом. Чтобы добраться до Найлана к полудню, следовало выходить не мешкая, а что сказать еще, я просто не знал.

Правда уже выйдя из дома, я замешкался и призадумался, удивившись тому, что матушка так и не появилась, чтобы попрощаться со мной.

— Она уже проснулась, Леррис, — словно прочитав мои мысли, сказал отец. — Проснулась, но не хочет, чтобы ты видел ее в слезах.

«В слезах? Ничего себе! Почему она плачет?»

— Потому что она твоя мать, — тут же ответил он на так и оставшийся невысказанным вопрос. — Ты ведь хочешь, чтобы мы принимали тебя таким, каков ты есть. А она разве она не вправе быть собой?

Я понял одно — между нами по-прежнему лежит пропасть, преодолеть которую нам, видимо, не дано.

— Преодолеем мы ее или нет, это зависит от тебя, Леррис. А мы с мамой желаем тебе добра и надеемся...

Я отвернулся, сделав вид, будто не заметил, как дрогнул его голос. Надо же: всегда был спокоен, как валун, а тут вдруг расчувствовался!

Не оглянувшись и не помахав рукой, я двинулся вперед, однако еще не разношенные сапоги заставили меня поубавить прыти еще до того, как Уондернот остался позади. Проходя мимо невысокого, увенчанного черной колоннадой храма холма, я еще раз вспомнил весь этот никчемный разговор о гармонии и хаосе — и пожал плечами.