Робин Хобб - Кошачья добыча

— Да он здоровяк!

Вскрик Пелла подбросил Розмари ровно от удара, заставив толчком вернуться в настоящее. Она уставилась на Пелла. Тот ошарашенно разглядывал Гилльяма. Лицо кривилось от бушующих внутри чувств: гордости, вины и, возможно, чего-то ещё, непонятного по виду. Смятения? Тревоги? Беспокойства?

— Ему почти три, — напомнила она поспешно. — Он больше не кроха.

— Три… — выдохнул тот с жаром, словно само число уже служило поводом для удивления. Но отрывать пристальный взгляд от малыша не спешил.

— Ты ушёл тремя годами ранее, — сосчитала она на случай, если он подзабыл. — Дети, знаешь ли, растут.

— Он всего лишь маленький мальчик. Я… срок не казался мне совсем уж значительным, — сказал Пелл и тут же быстро добавил (может, оттого, что ощутил, насколько ни к месту и бестактно это прозвучало): — У меня не было никогда и мысли, что всё вот так обернётся, Рози. Всё так быстро, ну, навалилось в одночасье — ты с животом, и что пришлось здесь кое-как ютиться, а денег кот наплакал, и что родители ополчились против. Меня тогда словно в ловушку затолкали; нет, лабиринт без выхода. Я был безобразно молод, едва вылетел, неоперившись из гнезда, а жизнь уже обмакнула в унылое нутро. Ни веселья, ни развлечений, ни потехи. Сама идея о том, что вот — у меня под боком и жена, и (вскоре) ребёнок, — кем у меня и мысли не было обзаводиться так скоро, и вообще надолго. Я просто не мог это переварить… снести.

— А она была на редкость хорошенькой, у семейства же её денег куры не клевали, к тому же, боги разберут отчего, но они позволили тебе присосаться к ним, как клещ к собаке, и тянуть помаленьку соки. А потом Меддали просто бросила тебя, выбросила как тряпку; и вот, пожалуйста, ты уже здесь, вернулся, так сказать, обратно, потому как больше пойти тебе некуда, думай не думай.

Розмари проговорила свою тираду решительно, вполголоса, но без тени гнева. Даже удивительно. Она ни капли не злилась, просто жалась в нетерпении, когда же наконец тот уберётся. Насмотрится всласть по сторонам и, убедившись, сколь бедно и по-скромному они здесь живут, исчезнет, провалит с глаз долой. По-хорошему, ей вот-вот следовало разбудить Гилльяма и накормить немного ужином, иначе мальчик так просто не заснёт до поздней ночи. А ещё она рассчитывала сегодня вечером как следует поработать над лоскутным стёганым одеялом: кропотливое, не терпящее поспешки занятие, — после того, как Гилльям задремает. Последнее, бережно сшитое одеяло она обменяла на жирный окорок. Чего ей не хватало теперь для полного счастья, так это поросёнка. А чего она хотела, так просто сидеть близ огня, ночью, сгорбившись над работой, тщательно следя за каждой строчкой иглы, и раздумывать, как отстроит небольшой загончик для поросёнка и накормит его доотвала отбросами с грядок и прихватит с собой на взморье, чтобы тот мог покопаться в мусоре в поиске съестного. Она желала, чтобы Пелл убрался как можно скорее. Некогда она зрела за ним своё будущее, полное драгоценных видений и обещаний. Прекрасные золотые грёзы, да. Теперь же он оставался прошлым, болезненным как язва и жалящим до крови всякий раз, как приходил на ум. Она не хотела жертвовать для него даже взгляда и только дивилась про себя, как бы далеко зашли дела, будь он и в самом деле тем человеком, что представлялся в мечтах. Она жаждала остаться одной и помышлять о собственных задумках, планах, что могла облечь реальностью.

— Всё, чего я хотел, возможность делать, что пожелаю, заниматься тем, что мне по душе, а не из чувства долга или нужды. Испробовать, добиться чего-то в жизни, — и прежде, чем всё пошло бы прахом. Разве это так много, чтобы просить? — Пелл отрывисто замолк на полуслове, резко переведя дыхание. После проговорил, как если бы крепко-накрепко обещая самому себе: — Всё идёт не так, по-другому. — Он выплёвывал слова, одно за другим, коротко и хлёстко, словно она одна-единственная была тем, кто задевал его до глубины души. А в конце твёрдо отрезал: — А теперь покончим болтать об этом.

Слова хлестнули по лицу, словно плёткой, заставляя онеметь. Он говорил, будто возымея власть над нею. Жаркая волна страха, затавляющая трепетать от ужаса, взросла протестующе под грудью, а за той нахлынула жалостная, жалкая надежда, отчего к горлу подступила тошнота. Розмари вдруг внезапно отчётливо поняла, что мужчина твёрдо намеревался остаться. Здесь. Прямо сейчас. С этой минуты.

Почему? За что?

Закопошившись на кровати, Гилльям открыл глаза. На долю секунды большие тёмные глаза, столь схожие с отцовскими, ещё поглощала пелена ночной дрёмы. Потом он полусонно сморгнул ресницами и сосредоточился на незнакомце.

— Мама? — протянул с лёгкой тревогой в голосе.

— Всё в порядке, Гилльям. Я тут.

Мальчик шустро пополз по кровати и потянулся к ней, и она притиснула его к груди. Кроха крепко прижался к Розмари, обхватив за шею и уткнувшись носом в материнское плечо, словно в надёжное укрытие.

— Я тоже здесь, малыш, — пылко, будто бы от чистого сердца, проговорил Пелл, но Розмари отчего-то слабо верилось в его искренность. — Твой папа. Поди-ка сюда и дай мне как следует разглядеть тебя.

В ответ мальчик лишь сильнее ухватился за шею матери. Он и не подумал поднимать глаза на Пелла. Лицо мужчины потемнело.

— Дай ему время. Он никогда не встречался с тобой прежде. Он даже не знает тебя, — напомнила Розмари.

— Я что, неясно сказал, больше никаких разговоров, — бросил тот отрывисто. Подступил к ней ближе. — Дай мне увидеть мальчишку.

Не раздумывая, она попятилась назад к двери.

— Дай ему немного времени попривыкнуть к твоему присутствию, — парировала она, просьбой на требование. Не прямой отказ, но хоть что-то. Некогда женщина преклонялась перед пелловой настойчивостью и обожала его самоуверенность, смиренно позволяя тому выносить решения за них обоих. Черты, что казались тогда столь подобающими мужчине и давали иллюзию защиты, покровительства. Теперь же в памяти восставали одна за другой картины, сколь скоро и бурно он впадал в гнев, стоило поперечить его воле. Внезапно на ум пришёл совет Хилии. Бежать. Бежать со всех ног к дому Хилии. Она только качнула головой, разгоняя бессвязные мысли. Гилльям порядком весит. На руках вот так запросто не унесёшь. Попытайся она сбежать, и сразу запыхается, ещё прежде, чем доберётся хотя бы до вершины холма. К тому же Розмари не хотела дарить Пеллу лишнюю причину преследовать её. Она до дрожи боялась тех последствий, к коим могла воспоследовать стычка подобного толка.

— Дай же мне поглядеть на него, — требовал настоятельно Пелл, придвигаясь всё ближе и ближе. Голос засочился презрительным высокомерием. — Ты воспитала парня пугливым мелким мышонком. Я в его годы и не вздумал бы побояться встать, развернуться лицом к человеку и предложить ему руку. Что за распускающим нюни щенком ты вырастила его, женщина? Да ещё прикрываясь моим именем? Боязливой синицей под заботливым мамочкиным крылышком, да?