Стивен Кинг - Глаза дракона

«Твой отец узнает об этом, принц», — сказал Иосиф.

«Если ты ему скажешь, он услышит это второй раз, — ответил Питер. — Я позволю тебе закончить твое дело, господин главный конюший, если ты ответишь „да“ всего на один мой вопрос».

«Спрашивай», — Иосифу начинал нравиться этот парень. Он понял, что хотел сказать Питер — что он сам расскажет отцу об этом случае. Это было смело. Кроме того, никто еще не называл Иосифа «господин главный конюший».

«Видел ли доктор эту лошадь?»

Иосиф был поражен.

«Это твой вопрос?»

«Да».

«О Господи, нет! — видя, что Питер нахмурился, он склонился к мальчику и попытался объяснить. — Лошадь со сломанной ногой — не жилец на этом свете, ваше высочество. Нога не срастется как следует, и у нее будет заражение крови. Это ужасная боль для лошади. Ужасная. В конце концов у нее разорвется сердце или она спятит. Разве я не говорил, что эта штука — орудие милосердия, а не убийства?»

Питер долго думал, опустив голову. Иосиф терпеливо ждал, склонившись над ним в полубессознательной позе послушания.

«Это часто бывает?» — спросил наконец Питер.

«Всегда, ваше высочество! Мой отец…»

«Тогда посмотрим, что скажет доктор».

«О-о-о!» — простонал конюший и изо всех сил отшвырнул кувалду. Та угодила прямо в свиное корыто, и свиньи бросились врассыпную, ругаясь на своем свинском языке. Иосиф, как и Флегг, не терпел вмешательства в свои дела, и свиньи в тот момент занимали его меньше, всего.

Он пошел прочь, потом внезапно обернулся с улыбкой на лице, похожей на единственный солнечный луч на хмуром небе.

«Зови своего доктора, — сказал он. — Ты найдешь его в конце Третьей восточной улицы. Даю тебе двадцать минут. Если ты не успеешь, я вышибу этой лошади мозги, будь ты хоть трижды принц».

«Да, господин главный конюший! Спасибо!» — Питер бросился бежать.

Когда он, запыхавшись, вернулся вместе с молодым ветеринаром, он боялся, что лошадь уже мертва; судя по солнцу, прошло уже не меньше часа. Но опасливый Иосиф решил подождать.

Ветеринарное дело было в Делейне в новинку, и молодой врач взялся за него третьим или четвертым, так что недоверие Иосифа имело основания. Конечно, ветеринару не очень хотелось бежать куда-то вслед за потным, взъерошенным принцем, но ему польстило такое внимание. Наклонившись над лошадью, он ощупал ее ногу, что-то напевая себе под нос и приговаривая: «Потерпи, потерпи, скотинка». Лошадь только один раз дернулась от боли, потом затихла. Иосиф ждал, положив руки на рукоять кувалды. Он немного смягчился в отношении ветеринара: парень явно знал свое дело.

Наконец доктор встал, стряхивая пыль с ладоней.

«Ну что?» — спросил Питер с опаской.

«Убейте», — коротко бросил ветеринар Иосифу, не обращая на Питера внимания.

Иосиф схватился за кувалду, будто ничего другого и не ждал, но взгляд Питера опять остановил его.

«Подожди!» — голос мальчика опять прозвучал по-взрослому… по-королевски.

Доктор уставился на него.

«Она что, умрет от заражения крови?»

«Что?» — изумление доктора увеличилось.

«Она может умереть от заражения крови, или сойти с ума?»

«Ты о чем? Никакого заражения. Перелом чистый. Я слышал уже такие истории, — он бросил взгляд на Иосифа, — но в них нет ни слова правды».

«Если ты так думаешь, то тебе еще многому предстоит научиться, парень», — буркнул Иосиф.

Питер не обратил на эти реплики внимания.

«Так зачем тогда ее убивать?» — спросил он ветеринара.

«Видите ли, ваше высочество, — объяснил тот, — ей целый месяц нужно ставить припарки, чтобы в рану не попала инфекция. И все равно она до конца жизни будет хромать и не сможет как следует работать. И ездить на ней будет трудно. Поэтому ее следует убить». Он улыбнулся, довольный своей речью. Когда Иосиф опять — в который уже раз — взялся за кувалду Питер сказал:

«Я буду ставить ей припарки. А если не смогу, это будет делать Бен Стаад. И я возьму ее себе и буду ездить на ней, даже если она останется хромой».

Иосиф рассмеялся и хлопнул принца по спине:

«Ты столь же добр, как и смел, мой мальчик, но мальчишки легко обещают и легко забывают обещания. Подумай об этом».

«Я знаю, что я говорю».

Смех Иосифа оборвался. Он по глазам Питера увидел, что это действительно так.

«Ладно, я не могу тут торчать весь день, — ветеринар продолжал изображать занятость, хотя и знал, сколько ему придется ждать следующего пациента. — Счет я представлю в казначейство по тарифу, если ваше высочество не прибавит что-нибудь за срочность. В любом случае, до свидания».

Питер и конюший смотрели, как он уходит, волоча за собой длинную полдневную тень.

«Спесивый пузырь, — заметил Иосиф, когда доктор скрылся и не мог уже опровергнуть этого мнения. — Уж поверь мне, ни одна лошадь, сломавшая ногу, не обошлась без заражения крови. Так уж Бог рассудил».

«Я спрошу отца», — сказал Питер. Когда принц отошел, Иосиф хитро улыбнулся. Он знал, что Питеру попадет за вмешательство в дела конюшего, но знал и то, что король очень любит сыновей — особенно старшего, — и уж, конечно, позволит им заводить не только лошадей, а целый табун. А уж здоровые это лошади или больные — не его, Иосифа, дело. Он специалист по лошадям, а не по принцам.

Питеру и правда влетело — три дня он не мог спать на спине и неделю не мог есть сидя, — но Роланд отдал ему лошадь.

«Все равно это ненадолго, — сказал король. — Если Иосиф сказал, что она умрет, значит, она умрет», — лицо Роланда было бледным, руки дрожали сильнее обычного. Наказание причинило ему не меньшую боль, чем Питеру — он действительно очень любил старшего сына, хоть и думал наивно, что никто, кроме него, об этом не знает.

«Не знаю, — упрямо сказал Питер. — По-моему, доктор знал, что он говорит».

И правда: никакого заражения у лошади не случилось, и хромать она почти перестала, заставив признать это даже Иосифа. Питер ставил ей припарки три раза в день и четвертый раз на ночь, а когда он был занят, это делал Бен Стаад. Питер назвал лошадь Пеони, и они очень сдружились.

Когда Флегг советовал Роланду запретить принцу играть с кукольным домом, он был прав в одном: слуги видели все и не молчали о том, что видели. Некоторые видели сцену на конюшне и рассказали остальным, а те, делая вид, что сами были свидетелями этого, разнесли этот случай по всему городу. Говорили об этом и Иосиф, и молодой ветеринар. Особенно веским было слово Иосифа, которого многие уважали. Он первым стал звать Питера «молодой король», а за ним и другие.

«Я думаю, Бог вылечил эту лошадь потому, что молодой король так стоял за нее, — заканчивал он обычно свой рассказ. — И он трудился над ней, как раб. Я вам скажу: у этого мальчишки сердце дракона. Слышали бы вы его голос, когда он велел мне отложить кувалду!»