Наталья Ружанская - Расправить крылья

В комнату, так и не дождавшись приглашения, проскользнула горничная: с виду обычный человек, в накрахмаленном черном платье, белом переднике и чепце. В руках женщина держала серебряный поднос с одним единственным стаканом.

— Вам нужно это выпить — так приказал Повелитель, — ее голос и лицо не уступали по выразительности деревянному манекену.

— Я не буду это пить, — покачала головой девушка.

Служанка, не слушая возражений, впихнула Элли в руки стакан сухо оповестив:

— Будете. Также Владыка сказал, что вы должны вымыться, — приказным тоном сообщила горничная и пошла в ванную.

— Даже так. — Сердито повторила Элли, краснея уже от смущения и ярости.

Оглядев мятое и грязное после похмельной ночи платье, она неохотно согласилась: "Ладно, мне это действительно нужно… Но все-таки… Ну и пусть в действительности за красивым определением "гостьи" скрывается все та же жалкая пленница, но мог хотя бы так не подчеркивать мое бесправное положение". Зажмурившись, она залпом выпила жидкость — горячий настой лавой пробежался по гортани вниз и через минуту мысли прояснились, а тело, наконец, стало слушаться.

Отдохнув минут десять, Элли поставила стакан на поднос и прошла вслед за горничной. Та уже убрала комнату и наполнила водой огромную ванную, больше похожую на маленький бассейн — в нем с легкостью поместилось бы человек шесть. Бросив в воду несколько кристаллов, служанка влила туда полдюжины флакончиков и пузырьков и выставила на скамеечке еще добрых два десятка.

— Вам помочь?

Элли непонимающе уставилась на женщину. Та пояснила:

— Вымыться?

— Н-нет… я сама. А скажите, как ваше имя?

— Зара. — Коротко ответила служанка, и видя, что девушка собирается еще что-то спросить, отрезала. — Простите, но Повелитель не позволяет слугам фамильярничать с гостями. Если вам больше ничего не нужно, разрешите. — Она присела в поклоне и удалилась, шурша черными юбками.

Стянув платье, Элли опустилась в горячую воду, с непривычки сильно намочив крылья. Наконец, кое-как устроив серебристые перья поверх плиток, устало откинулась на край ванны. Из комнаты послышались голоса. Один явно принадлежал Заре, второй, тоже женский — судя по разговору еще одной служанке.

— И с чего бы этой светлой такие почести?

— Кто знает? Может смазливое личико приглянулось — попользует как наложницу, а после убьет, или солдатам отдаст. А может еще зачем — мало ли какие причуды у мужиков бывают, чтобы голодранку как королеву содержать. А эта явно не прынцэсса, — служанка хихикнула, — на соль для ванны с маслами как на сокровища глядела, куда ей на шелках спать. Небось у себя там нищенкой была, пока "повезло" Несущей стать… А так и нет ничего, кроме мордашки смазливой…

Элли, уже не в силах сдерживаться, сползла ниже в воду, закрывая лицо руками и захлебываясь в беззвучной истерике. Значит содержанка, да? Обычная шлюха, вот кем ее считают в этом замке… Ну что?! Что я вам всем сделала?!

Ночью девушка проснулась далеко заполночь и долго лежала без сна, глядя на яркий лунный луч, пробившийся сквозь незанавешенные гардины. А может быть попробовать… сбежать?.. И что дальше?… Без Посвящения они изучали магию лишь в теории, лишь после получения крыльев юные ангелы начинали действительно изучать магическое искусство — уже на практике. Этому отводились оставшиеся два года в высшей школе… Но все равно ведь можно попробовать построить портал. Вот только этот браслет… демон предупреждал, что будет больно, но если она сможет выбраться из замка, а там — открытое место, без разницы где, лишь бы не в закрытом помещении, плюс магия Рассвета… Может быть что-то и получится. Только если ее поймают… Она облизала пересохшие губы, вновь утыкаясь в подушку. Страшно, как же страшно. Но оставаться здесь на положении наложницы Повелителя — еще страшней и ужасней…

Наконец дождавшись предрассветного часа, когда замок погрузился в самый крепкий утренний сон, Элиза осторожно спустила босые ноги на пол. Через окна сбежать не получится — замок стоял на утесе, и его восточная сторона нависала над глубоким обрывом. А ни разу до того не летая пытаться удрать по воздуху — чистой воды самоубийство — особенно с этим непонятным браслетом; значит остается просто и банально — через дверь…

Крылья, непривычно большие, цепляющиеся за мебель и стены то сами по себе расправлялись, то вновь складывались на спине. Кожа, от страха и взбудораженных нервов покрылась мурашками.

Аккуратно подойдя к двери, девушка застыла, долго, почти десять минут прислушиваясь к тишине в коридоре, все никак не решалась отворить резную створку. Наконец, задержав дыхание, она медленно нажала на ручку и, приоткрыв дверь, тихо выскользнула наружу. Желтая луна, освещала широкий коридор с узкими стрельчатыми окнами. В коридоре не было ни факелов, ни фонарей — детям тьмы не нужно дополнительное освещение в родной им стихии.

Не успела девушка сделать несколько шагов, как испуганно замерла. В коридоре явно кто-то был. Липкий страх сдавил горло.

— К-кто здесь? — Едва слышно прошептала ангел, но усиленное каменными стенами эхо, раздробило вопрос, сделав едва слышный шепот гулким и громким.

Обождав, и решив, что у страха глаза велики, а уж у нее — пуще того, размером с тележное колесо, не меньше, она сделала еще два шага. Вдруг ей почудился легкий ледяной смешок, пробравший холодом до лопаток, от которого девушка нервно сжалась, прижимаясь к холодной кладке. Тьма в глубине коридора заворочалась, сгустилась, обрела формы: непропорциональные, а от того еще более ужасные и, раззявив аморфную, но вполне угадываемую пасть, огромными скачками направилась в сторону девушки.

Выставив вперед руки, девушка сделала первое, что пришло в голову: попыталась сплести заклинание Изгнания тьмы. Но, не сумев закончить даже первую строку, ангел сползла на пол от чудовищной боли. По телу прошла болевая судорога, браслет накалился, впитывая в себя магию и сжигая кожу. Элли закричала от нестерпимой боли.

Так вот, что имел в виду демон под запретом пользоваться магией! Но кто мог подумать, что будет так больно!

Захрипев от ужаса и болевого шока, Элиза попятилась, нащупывая за спиной дверь комнаты, и ввалилась в свое узилище, поспешно захлопнув и накинув щеколду. С той стороны что-то ударилось о доски, затихло, и стало царапать, грызть показавшуюся вдруг папирусно тонкой дверь.

Прошло несколько безмерно длинных и страшных мгновений, как внезапно пугающее до дрожи наваждение исчезло.

Только тогда девушка, наконец, вспомнила, что привычка дышать — очень нужная и полезная, в сущности, вещь. Несколько раз судорожно вздохнув, она закашлялась, прикрыв ладошкой растрескавшейся покрытые кровавой корочкой губы. Шатаясь, кое-как добралась до кровати и, тяжело привалившись к спинке кровати, горько заплакала. Болело все тело, словно девушку долго и изощренно пытали, либо просто жестоко избили, оставив вместо живого тела один кровоточащий синяк. Сильно ныла рука, словно ее и вовсе отрезали живьем — там, где проходил контур черного браслета, кожа вздулась кровавыми волдырями. Обняв подушку, она размазывала горькие злые слезы, а в душе тесно переплелись отчаяние и безнадежное одиночество…