Андрей Мартьянов - Наследник

И, как подсказывают взгляд и разум, гламурной подружке Натальи тоже понравилось.

Не дождется — у нас тут не растленный Запад!

Алёна встретила Славика на кухне, приготовив кофе из пакетиков.

— Извини, я взяла твою джинсовую рубашку, — без всякого смущения сказала она, когда Славик материализовался возле стола. Оделся он домашним образом — прежние штаны-камуфло и чистая футболка: черная как смоль, с белой надписью на груди: «Я ПИТЕРСКИЙ. ВОПРОСЫ?». –Не возражаешь? Я же не могу надеть деловой костюм утром на вписке?

«Ага. Со словом «вписка» она знакома. И знает, что именно оно означает, — отметил Славик. — Это радует, «синие чулки» с подобными терминами обычно не встречаются...».

Женщина с голыми ногами и в длинной бело-голубой рубашке выглядит вполне сексуально — это Славик отметил мигом. Алёна становилась все менее несимпатичной. Скорее, даже привлекательной. Но ведь Наталья строго приказала «не приставать»? Вот и будем суровы.

— Чего поднялась ни свет, ни заря? — Славик уселся напротив Алёны. Взял чашку с кофе.

— Привычка, — с европейской непринужденностью ответила Алёна. Выработанный за годы жизни за границей акцент никуда не пропал, но стал менее заметным. — В Британии на работу обычно приходят к восьми утра, или даже к семи — если этого требуют обстоятельства. Не могу быть «совой», я прирожденный «жаворонок».

— Понятно, — нейтрально ответил Славик. Отпил из чашки.

Алёна, по корректной европейской привычке, пыталась поддержать вежливый разговор. Славик слушал краем уха:

— ...Знаешь, эти проблемы с унификацией понятий в «Google», когда в английском подразумевается одно, а на немецком получается...

— Минутку! — зацепившийся за ключевое слово Славик выпрямился. — Ты хорошо знаешь немецкий язык?

— Смеешься? Говорю как на родном.

— Еще минутку! Подожди!

— А что случилось?..

Славик примчался обратно через сорок шесть секунд. В руках держал перевязанную желтоватой шелковой ленточкой стопку писем.

— Можешь перевести?

Алёна взяла первый конверт, открыла. Вынула исписанную перьевой ручкой бумагу. Пробежалась взглядом по строчкам.

— Это личная переписка, судя по всему. Мне кажется, неудобно...

— Забей. Моя... Ну да, моя бабушка умерла. И оставила за собой кой-какие семейные секреты, — Славик одновременно врал и говорил правду. — Переведи письма, а? Ну очень прошу!

— Пойдем, — Алёна встала, забрала конверты. — Покурим на лестнице.

Выбрались на чистенькую лестницу, поднялись выше, к окну на двор. Алёна уселась на крашеный белым подоконник скрестив ноги. Славик нарочно отвел взгляд.

— ...Подписано бароном Альбертом фон Фальц-Фейн, — Алёна начала изучать письма. — Ого! Весьма известный человек, меценат, спонсор некоторых фондов — культура, искусство, живопись... К твоей бабушке обращается как к близкой подруге, «моя дорогая, милая». Он что, был ее любовником?

— Нет, — уверенно ответил Славик. — В советские времена? Совершенно невозможно! Что еще?

— Да ничего особенного. Сплошная бытовуха — куда ездил, с кем общался, сколько проиграл в казино Монако. Чума и холера, писать русской подруге о пятидесятитысячном проигрыше в рулетку, представляешь? В тысяча девятьсот восемьдесят девятом году!

— Почему бы и нет? Горбачев, перестройка и все такое...

— Так или иначе, забавная переписка. Вот гляди... — Алёна извлекла новую открытку и прочитала громко: — «Сегодня ровно восемьдесят лет! Помни! Твой вечно — Альберт». Открытка датирована первым августа 1994 года. О чем именно твоя бабушка должна помнить, уяснил? Очень странно — дата, фотография...

— И чего? — не понял Славик.

— И ничего! — внезапно озлилась Алёна. Передала Славику открытку. — Посмотри!

Славик опять ничего не понял. Повертел карточку в руках, отметил дату и фирму — Бундеспочта, ФРГ, Мюнхен, 1994. На открытке дама в пышном платье и какой-то офицер с аксельбантами, множеством орденов и при ленте с саблей.

— Эрцгерцог Франц-Фердинанд с супругой. — пояснила Алёна. — Наследник престола Австро-Венгрии.

— И что? — повторил Славик.

Алёна тяжко вздохнула и хотела было высказать необразованному Славику все, что она думает, но тут открылась дверь квартиры — одним лестничным пролетом ниже, в зоне прямой видимости.

Серега. Морда чуть заспанная, хитрая и одновременно обеспокоенная:

— Чего тут сидите? Не холодно на лестнице? Мы вас обыскались! А ну домой...

— Домой, значит, домой, — моментально среагировала дисциплинированная Алёна. — Славушка, давай поднимайся. Пойдем еще кофе выпьем.

— Не Славушка, а Славик. Терпеть не могу когда меня так называют!

— Договорились. Наташка наверняка уже завтраком озаботилась, опять будет закармливать насмерть. Славик, ты можешь приготовить специально для меня тосты?

— Еще чего! Будешь есть обычные бутерброды. С докторской колбасой. Тут тебе не «Астория».

— Докторская? О, вкус босоногого детства!

Славик забрал раскиданные по подоконнику старые письма, заново перевязал ленточкой и пошел вниз по лестнице, к гостеприимно распахнутой двери. Где-то в недрах квартиры добродушно переругивались Серега с Натальей

...Дом. Это мой дом.

— Некоторые узелки мы распутали, — сказала Алёна после завтрака. — Славик, можно было и самому сообразить: если господин Кейлин до семнадцатого года действительно являлся адвокатом владельца заповедника Аскания-Нова, то есть старого Фридриха фон Фальц-Фейна, неудивительно, что старушка общалась с наследниками этой обширной семьи... Родилась она в тысяча девятьсот двадцатом?

— Девятнадцатом, — поправил Славик.

— Следовательно, ее приятель, ныне живущий в Лихтенштейне, старше на семь лет — ого, да ему под сотню! — Алёна включила ноутбук и вылезла на родной «Google». Жив-здоров, сразу видно человека старой закалки. Теперь по поводу нескольких открыток, на фоне прочих выглядящих необычно. Я отобрала шесть, смотрите...

Лондонская филологесса выложила в рядок полдюжины почтовых карточек, включая ту самую, с фотографией эрцгерцога. На прочих были изображены виды городов или невинные пейзажи.

— Самые обыкновенные открытки, — откомментировал Серега. — В чем проблемы?

— Текст, — Алёна по очереди перевернула карточки. — Две напоминают об исторических датах и непременно слово «Помни!». Первая мировая война, август девятьсот четырнадцатого — бабушка Славика тогда не родилась, а барону исполнилось всего два года. Вторая посвящена, — вы не поверите! — девятисотлетию взятия Иерусалима крестоносцами Готфрида в тысяча девяносто девятом году, я проверила на сайте энциклопедии «Британика», все верно... На открытке фотография Храма Гроба Господня в Иерусалиме, отправлено из Тель-Авива пятнадцатого июля, точно в день сомнительного юбилея... Славик, твоя бабушка увлекалась историей?