Дэйв Дункан - Предназначение

Уолли миллион раз обругал себя за глупость.

Глава 3

Мастер Полини быстро пошел к сходням, взяв своего подопечного за руку. Он был откровенно рад покинуть этот сумасшедший дом — «Сапфир» — с его ненормальным капитаном и непонятным Седьмым. Но когда, он оказался у сходней, Брота как раз поднималась на борт.

Среди сухопутных воинов женщины попадаются редко. Толстых воинов вообще не бывает. Воин в пожилом возрасте, не расстающийся с мечом, — удивительное явление. Брота объединяла в себе все эти перечисленные качества. В своей необъятной красной робе, с седым хвостиком на голове и мечом за плечами, она производила неотразимый эффект. Уолли с удовольствием наблюдал за их встречей. Брота вынула меч и салютовала равному. Наверное, в лице Полини было что-то такое, что вызвало презрительную усмешку Броты. Как и ее сын-моряк, она недолюбливала сухопутные воинов.

Полини еще не видел Маты! Эта девочка, обременявшая себя только двумя полосками ткани на теле, фехтовала получше многих мужчин.

Уолли попросил прощения у Джии, проклиная себя за проявленную несдержанность, потом повернулся, чтобы рассказать начало истории Ннанджи, который все еще пребывал на седьмом небе оттого, что его, сына циновщика, принц назвал героем. Подошла Брота:

— Надеюсь, мы отплываем сегодня, милорд?

Уолли пожал плечами:

— Если Богиня торопится, Она отправит нас. Ты не нашла товара?

Брота возмущенно фыркнула:

— Пф! Цены сумасшедшие.

Катанджи уже прокомментировал цены в борделе. В денежных вопросах он был очень сведущим человеком. Теперь Уолли размышлял, не вызвал ли сбор роста цен на продовольствие. И на женщин. В Касре это должно сказываться заметнее, чем в Тау.

Вообще здесь целый клубок проблем. Кто собирается оплачивать этот сбор? Возможно, большинство из прибывших — свободные мечи. Они могут повести себя достаточно буйно, и Каср превратится в опасное место для его жителей. Экономика Мира была примитивной: натуральный обмен. Полубог выразил свою милость к Уолли, вознаградив его сапфирами и объяснив это «необходимыми расходами». Возможно, это был намек на то, что Уолли должен руководить сбором. Но тогда почему его туда не пускают?

Он бросил взгляд через портовую дорогу на ближайшие лавки торговцев.

— Богиня часто в последнее время приводит к тебе выгодных торговцев, хозяйка, — сказал он. — Что они принесли?

— Бычьи шкуры! — воскликнула Брота. — Отвратительная вещь! Я не хочу, чтобы мой корабль был полон вонючих шкур!

— Шкуры? — повторил он задумчиво.

Брота сразу поняла. Брота и золото обладали взаимным притяжением.

— Шкуры? — эхом отозвалась она. Разговор приобретал оттенок монотонности.

— Если мы придем в Каср… если я возглавлю сбор — а это еще весьма значительное «если», — тогда, я думаю, шкуры станут там в цене.

— Перевязи? Сапоги? — Она недоверчиво нахмурилась.

— Нечто большее, я бы сказал.

— Седельная кожа? Ты собираешься победить колдунов с помощью кожи, Шонсу?

Он кивнул, улыбнувшись.

Брота, приблизившись, внимательно посмотрела на него.

— Колдуны выгнали из городов всех дубильщиков кож. Здесь есть какая-нибудь связь?

— Ни малейшей.

Брота насупилась. Потом развернулась, кликнула Мату и скатилась по сходням.

Уолли огляделся. С радостью увидел, что Катанджи снова появился на палубе и был теперь уже не так бледен. Уолли окликнул его.

— Получше себя чувствуешь? — спросил он.

Парень одарил его невозможной смесью дерзкой и невинной улыбок.

— Да, спасибо, милорд?

Катанджи, в зависимости от обстоятельств, мог быть ангельски вежливым и дьявольски грубым.

— Мне нужна твоя мудрость, Новичок, — сказал Уолли.

— Всегда к услугам твоим и Богини, милорд, после оказания их своему денежному мешку, конечно.

— Отлично! — сказал Уолли с заговорщической улыбкой. — Госпожа Брота собирается покупать кожи. Я хотел бы знать, сколько она заплатит за них.

— И это все? — ухмыльнулся Катанджи, после чего кивнул и сбежал на берег. Ну, конечно, он мог бы разузнать еще и о подробностях сексуальной жизни дедушки дубильщика, если бы Уолли потребовалось.

Уолли постоял, наблюдая, как его шпион последовал за Бротой. Воинов нигде видно не было. Потом появился Ннанджи, интересуясь, что названому брату потребовалось от его брата настоящего. Подопечный Ннанджи приносил ему массу беспокойства своими явно невоинскими склонностями, приводя своего наставника чуть ли не в отчаяние. Уолли решил ничего не объяснять, опасаясь, что его неправильно поймут.

— Нашел ли ты Адепта Киониюйи? — поинтересовался он.

На лице Ннанджи появилась хмурая складка.

— Кто-то успел раньше, милорд брат. В прошлый их приход в Тау Киониюйи, будучи фактически ривом, отсутствовал на посту, оставив город на попечение сомнительного гарнизона. Это, в глазах Ннанджи, было преступлением против идеалов чести воина. Судя по тому, что вопрос дальше не обсуждался, Уолли понял, что Ннанджи ничего не забыл. В таком случае лучше было бы поговорить о делах сегодняшнего утра.

— Новым ривом стал Досточтимый Финдериноли, — продолжил Ннанджи. — Он со своими приближенными прибыл в ложу еще до твоего сообщения. Таким образом, он отправился в Тау и сразу все сделал как надо. Я не встречался с ним, но, похоже, он неплохо исполняет свои обязанности, — заметил он одобрительно.

— Что он сделал со стариком? — спросил Уолли. Отец Киониюйи не смог отказаться от должности рива, хотя стал уже слишком стар для нее. Хуже того, он обучил фехтованию своих сыновей, которые не были воинами. Это было недопустимым оскорблением, нарушением внутренних правил.

— Убрал его, — просто сказал Ннанджи, не переставая разглядывать людей на причале.

Уолли содрогнулся:

— А его сыновья?

— Поотрубал им руки, — ответил Ннанджи. — Ах! Вот и она!

На дороге появилась Тана — дочь Броты, высокая и гибкая, обернутая желтым куском ткани. У Таны были классический греческий профиль и черные кудри. Когда Уолли видел ее, как сейчас, с мечом на спине, ему на ум приходила Диана Охотница. При виде Таны Ннанджи сразу терял способность думать о чем-либо еще.

Позади нее виднелась хрупкая фигура Хонакуры, древнего жреца и одного из ближайшего окружения Уолли — действительно, Хонакура был первым, с кем заговорил он в этом Мире, попав в тело Шонсу.

Сегодня старик ходил в храм за новостями. Он все еще рядился в черные одежды, пряча свои метки на лбу под головной повязкой, оставаясь Безымянным. Уолли, правда, рассчитывал, что Хонакура прекратит на этот раз свой маскарад, но, оказалось, он ошибался. Тот никогда не объяснял своих целей; не исключено, что просто не желал признаваться в их отсутствии.