Вероника Иванова - Звенья одной цепи

Впервые сопроводитель покидает стены Наблюдательного дома вслед за Ведущим только спустя годы обучения, одинаковые для всех. Пять лет и ни днем меньше тратится на освоение различных премудростей, но правильнее было бы сказать – на прощание с самим собой. Изначальным. Сначала происходящее мнится увлекательной игрой, тем более наставники всячески поощряют соперничество, но, едва среди учеников намечается ощутимое разделение по силам, время поворачивает вспять. Теперь уже недавние победители должны, смиряя свою гордыню, протягивать руку помощи отстающим. И так до тех пор, пока не наступит равенство. Каждый сопроводитель обязан уметь исполнять назначенную ему службу, неважно, нужно ли будет сутки напролет ходить по скучным купеческим лавкам или залезать в осиные гнезда не платящих подати торговцев.

Я попал в списки Сопроводительного крыла позже, чем следовало бы, и позже, чем этого обычно добиваются иные соискатели дарственной службы. Хотя если вдуматься, то прошедшие годы – большая удача, ведь они могли бы закончиться много раньше, к примеру, еще до наступления моего тридцатилетия, и тогда было бы еще обиднее уходить ни с чем. Но раз уж повезло задержаться дольше положенного срока, почему я так и не смог воспользоваться этим подарком судьбы?

Потому, что усваивал науку наставников лучше, чем следовало.

Даже теперь ноги размеренно и четко несли меня той же дорогой, которую я впервые одолел еще юношей: по Белой галерее до Круглой залы, в Змеиный коридор и на Внутренний двор, под лучи заходящего весеннего солнца, мутно-белого, но уже достаточно сильного, чтобы нагреть камень перил, по которому рассеянно скользнула моя ладонь.

Дюжина сопроводителей, праздно шатающихся по двору, расслабленно прислонившихся к стене для краткого отдыха и облокотившихся на парапет галереи в ожидании приказа. Раньше я смотрел на них, выходящих в ночную смену, с сожалением, а теперь из глубин души поднимается жгучая зависть. Им ведь всегда легче отличиться, верно? Их служба опаснее, но зато сильнее бросается в глаза Ведущим. И как я раньше не замечал, что новые лица среди «полуночников» появляются намного чаще, чем среди «полуденников»? Надо было присмотреться, надо! Перевестись из одной смены в другую, а там попасть несколько раз в переделки, благо темное время суток на них богато, и… Эх, поздно даже мечтать.

Поздно. Ну и Бож с ним! Сейчас приду домой, опорожню кувшин вина и до утра забуду о своих ошибках. Постараюсь забыть.

Жалобное поскуливание, донесшееся откуда-то справа, ударило по ушам, и голова давно выработанным движением вместе с плечами повернулась в сторону звука. Так и есть, скулит собака, прикормленная нашими кухарями и исправно подъедающая кости, остающиеся от готовки и ни на что более не годные. Псина ростом чуть выше колена, длинноухая, с клочковатой шерстью и страхолюдная, но на самом деле удивительно беззлобная, несмотря на явно нерадостное отрочество и юность. Конечно, проку с животины немного, охранник из нее никакой, да и не нуждается Сопроводительное крыло в такой охране, зато двор с этим комом шерсти вдруг стал живым, потому ни у кого из начальства не поднялась рука выгнать приблудыша. Но я никогда раньше не слышал, чтобы Корка скулила.

Наконечник бракка возник перед собачьей мордой, как ему и должно, неожиданно, и псина, испуганно присев на задние лапы, снова всхлипнула. Другая бы, может, бросилась бы на обидчика, но эта предпочитала терпеливо ждать и просить о милости быть пропущенной к кормушке. Правда, тот, кто преграждал собаке путь, вряд ли прислушивался к каким-либо просьбам.

Легир Тенн со-Намаат, соотечественник Атьена, стал сопроводителем всего года три назад, но с самого начала действовал разумно и расчетливо, напросившись в ночные смены. А ведь совсем еще юнец… Сколько ему? Двадцать пять или двадцать шесть, только-только вступает в пору расцвета, и все возможные дороги ему пока доступны. А главное, он уже усвоил, что перед тем, кто слабее, дорогу можно и закрыть. На замок.

Корка попыталась обойти живую преграду с фланга, сунувшись в обманчиво свободное место, вновь встретилась нос к носу с бракком и еще раз всхлипнула, совсем уже тихо. А потом собачьи глаза, по попущению Божа или наущению Боженки, вдруг нашли мой взгляд.

«Помоги… пожалуйста… защити… ты же не такой, как он…»

Не такой. И таким уже стать не смогу, будь оно все проклято!

Та же мутная мука, с которой смотрел на меня снизу вверх безвременно почивший купец. Ну разве мне есть дело до этой псины? Ее и погладить-то рука не тянется, не то что защищать. Да рано или поздно Легир угомонится, отправится на службу и освободит дорогу! Я это знаю. И Корка знает. Не хуже меня. Так зачем просит? Почему не хочет подождать?

Может быть, потому, что чувствует: и ее срок, один из многих на этом дворе, постепенно истекает?

– Нашел противника по силам?

Бракк Легира остановился, так и не закончив замах.

– Тебе какое дело?

– Оставь животину в покое.

Конечно, просить было бессмысленно: на мои слова сопроводитель Тенн презрительно ухмыльнулся:

– Хочешь, чтобы я подарил этой твари покой? А что, я могу.

Он снова отвел бракк в сторону, делая вид, будто готовится к последнему удару. Последнему в жизни Корки.

Мне ее вовсе не жаль. И наглеца, сделавшего свой первый вдох на родине Атьена, не жаль. И себя не… Вот на себя я точно махнул рукой уже больше часа назад.

– Что ж, забавляйся. Если не хватает смелости бросить вызов тому, кто скулить не станет.

Верхняя губа Легира приподнялась, как у огрызающейся собаки.

– Любого можно заставить скулить.

О да, кто бы спорил. Я и сам сейчас рад бы повыть немного, может, и стало бы легче. Только повода нет. Пока. А что, если…

– Попробуешь?

Невнятно-серые глаза прищурились, словно приглядываясь внимательнее и стараясь определить, шучу я или нет, а потом, уверившись в последнем, азартно блеснули.

– Попробую.

И он начал медленно расстегивать ремешки камзола.

Поединки между сопроводителями не запрещались, хотя и особого восхищения у начальства не вызывали, потому что существовал риск получить вместо двух годных к службе людей, по меньшей мере, одного искалеченного, если страсти разгорятся сильнее необходимого. Но пока нас никто не окрикнул, хотя на второй галерее о чем-то беседовали друг с другом трое наставников, время от времени как бы случайно бросая взгляды на двор… А это ведь тоже шанс! Если удастся показать себя в лучшем свете, можно подать соответствующее прошение и остаться в Наблюдательном доме еще лет эдак на десять, и, чем Бож не шутит, вдруг этого времени хватит, чтобы еще раз ухватить удачу за хвост?