Карина Демина - Королевские камни
Он пнул, уже не дверь, но фонарный столб.
— Лицемеры хреновы!
И только тогда Ийлэ выпустил.
— Извини, — сказал, прижимаясь к столбу лбом. — Я… испугал тебя?
— Нет.
— Испугал. Я не хотел. Я просто… я когда вижу таких вот… небось, раньше ковром расстилался, верно? Перед моей матушкой едва ли не на брюхе ползают… леди то, леди сё… ручки целуют… кофеи, чаи… шоколады… а тут…
Райдо потер щеку.
— Мерзко это все.
— В городе есть и другие лавки, — почему‑то Ийлэ не испытывала ни гнева, ни обиды, только искреннее, пожалуй, удивление от того, что пес думал, будто могло быть иначе.
— Есть… хорошо, что есть… надо найти кого, чтобы с тебя мерки сняли и выпишем платье… дюжину…
— Тогда уж две.
— И две выпишем. И все десять.
— Зачем мне десять дюжин платьев?
Раньше у нее было… пожалуй, столько и было, или даже больше. Целая комната — гардеробная… и еще одна — для туфелек… и полки с деревянными головами для шляпок.
Огромный шкаф, где хранили перчатки и чулки.
Нижние юбки.
Подушечки турнюров. Шкатулки и шкатулочки, но не с драгоценностями — с булавками, иголками и нитками, с лентами и тесьмой, с перьями крашеными, бусинами и прочими мелочами, которые казались тогда жизненной необходимостью.
Кому все это досталось?
Кому‑то…
— Не знаю. Мерить будешь. И вообще, я же знаю, что женщине надо много платьев…
А живое железо так и держалось, не уходила. Серебряные капли расползались по щеке, и Райдо трогал их.
— Ты злишься? — Ийлэ протянула руку, и потом только подумала, что, наверное, не следует к нему сейчас прикасаться.
— Немного. Не на тебя. На этого… на этих…
Подумала и все равно прикоснулась.
И живое железо ушло под кожу.
— Я… наверное, не надо было, да? — Ийлэ отвела взгляд.
— Надо было.
А он руку перехватил, но отпустил почти сразу:
— Прости, я понимаю, что тебя лучше не трогать… что тебе неприятно.
— Я такого не говорила! Про то, что неприятно…
Приятно.
И страшно, потому что так не должно быть. Он ведь пес… а Ийлэ — альва. И связывает их исключительно сделка.
Взаимовыгодная.
— Значит, не неприятно? — он подался вперед, накренился, наклонился почти и оказался слишком близко, чтобы чувствовать себя в безопасности.
Но парадоксально, именно так Ийлэ себя и ощущала.
С ним.
— Нет.
— Хорошо тогда, — Райдо вдруг сгреб ее в охапку, прижал к куртке и подбородком в макушку уперся, потерся, ласкаясь. — А то мне тяжело не трогать… ты не подумай чего, просто… потребность такая, говорят, что у всех наших, но у меня особенно. Я тебе рассказывал, что с медведем спал?
— Рассказывал.
Неприлично стоять вот так, в обнимку.
На улице.
Перед витриной магазина, из которой за ними наблюдает безликий манекен в платье винного колера, а где‑то там, в тени, прячется найо Грэм, который слишком хорош, чтобы одевать таких, как Ийлэ…
И плевать.
На него.
На улицу.
На сам этот город, который Ийлэ уже презирает и ненавидит, хотя она ничего не сделала.
— А потом я в школу уехал…
— И это рассказывал.
— А когда вернулся, то выяснилось, что она его выкинула…
— Кто?
— Матушка моя. Она вообще мою комнату полностью переделала. Сказала, я уже взрослый… и комната должна быть взрослой. И в бездну ее, комнату, но по медведю я скучал.
— Мы можем купить тебе другого. Здесь есть магазин игрушек…
— Да? — Райдо отстранился и, смерив Ийлэ насмешливым взглядом, спросил: — А ты уверена, что нам медведя продадут?
Ийлэ пожала плечами: не уверена, но что мешает проверить?
Глава 3
Медведя Райдо отыскал. Не для себя, конечно, все‑таки он уже достаточно взрослый, чтобы спать в одиночестве, но для малышки.
Ей понравится.
Конечно, понравится, большой, сшитый из лоскутов мягкой плюшевой какой‑то ткани, с глазами — пуговками, что смотрели на Райдо по — медвежьи внимательно, с печальной улыбкой на морде, с белой манишкой и черным сюртуком, в котором у медведя был на редкость глупый и несчастный вид.
— На меня похож, правда? — Райдо медведя обнял. Пахло от него свежей стружкой и еще мятой, душицей и кардамоном. Наверняка внутри игрушки спрятаны пакетики с сухими травами.
Пускай.
Со временем этот запах сменится иным.
— Похож, — после некоторого раздумья согласилась альва.
Из этой лавки их не пытались выставить. И хозяин, сухонький старичок с белыми волосами, которые торчали седым облаком, самолично вынес медведя из подсобки…
…а еще кукол представил.
…и кукольный дом обещал привезти.
Он говорил с Райдо сиплым низким голосом. Глаза его слезились, а руки дрожали. В самом магазине было сумрачно, тесно.
Полки.
Игрушки на полках. Оловянные армии и армии деревянные, застывшие друг напротив друга… потускневшая медь труб, и потерянные барабаны. Круглолицые куклы в пыльных нарядах.
Лошадки — палочки.
Игрушечные, посеребренные сабли…
Сокровища, которые больше не были нужны. И от этого становилось не по себе…
— Нам бы еще кроватку детскую… и погремушек… и еще браслет на ручку, а лучше два, — Райдо повернулся к альве, которая молчала, но держалась рядом.
И хорошо.
Ему нравилось, когда она была рядом. И вовсе не потому, что тварь внутри тоже чувствовала близость Ийлэ, успокаивалась.
Тварь внутри… да просто тварь, ей зима навевает спокойные сны. Дело не в ней, и не в том, что весной, быть может, случится чудо, и Райдо эту весну переживет, а за ней лето, и осень… и хрысеву тучу весен, лет и осеней. Зим тоже.
Дело в Ийлэ.
И в том, что она больше не боялась его.
— У меня племяннице матушка браслет подарила… и с полдюжины колец. Крохотных таких! Я их и в руки взять боялся, чтоб не раздавить… а браслет с узором. Вроде цветочки какие‑то… и брошку еще!
Кивнула, соглашаясь.
И в тень отступила… еще немного, и вовсе забьется в самый дальний угол, где скрываются сломанные куклы. Они бы с куклами поняли друг друга, а у Райдо не получается. И он диктует список того, что нужно, старику, а тот сосредоточенно записывает, выводит букву за буквой.
И трет ладонью слезящиеся глаза.
— Доставим, — обещает. — В лучшем виде… завтра с утра и доставим. И медведя, если хотите…
— Нет, — медведя Райдо не отдаст.
С медведем ему спокойней.
— Теперь куда? — Ийлэ прячет руки в рукава и отступает на шаг.
Независимая.
И бестолковая.
— Теперь… теперь к шерифу заглянем. Ты со мной?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});