Людмила Астахова - Наемник Зимы

Ириен встретил рассвет уже за перевалом, на дороге, ведущей в Тоштин. Снег пошел снова, но теперь он был мелкий, противный.

«Нет, ну что за паскудство, – думал эльф. – Два пророчества в течение суток и оба о скорой смерти». Сколько он помнил себя, все время находились желающие предсказать его судьбу, и каждый раз предсказание ничего хорошего не обещало. Десяток таких пророков Ириен с успехом пережил, потому что жизнь у эльфов долгая, а у Ириена еще имелись два острых меча в качестве весомых аргументов, которыми он умело пользовался, каждый раз откладывая исполнение предсказаний на некий неопределенный срок.

На развилке эльф призадумался, с сомнением изучая надписи на путевых столбах. Прямо или направо? И свернул направо. В замок Тэвр.

Глава 2

В ЧУЖОМ ПИРУ ПОХМЕЛЬЕ

Почему места, где разбиваются юношеские мечты, называются по-разному, а выглядят одинаково?

Нет, решительно нет ничего горше и тоскливее, чем жизнь в маленькой приграничной крепости на самом краю обитаемого мира, среди мрачных болот и лесов севера, особенно если тебе двадцать лет. Даже жизнью это назвать нельзя, так – унылое прозябание. Раньше Кенарду рыцарю Эртэ казалось, что не существует места хуже, чем замок его родителей. Оказалось, есть. Называется эта преисподняя – Тэвр.

Что такое Тэвр? Это большой неуклюжий замок и примыкающий к нему крошечный городишко, окруженный крепостной стеной. Даже не городишко, а деревня с одной кривой улицей, по которой носятся стаями поросята, гусята, щенки и детишки. Все в одинаковой степени грязные. А если учесть, что в жилах почти у всех местных обитателей течет хоть немного орочьей крови, то беготня одними истошными криками не заканчивается.

Последний форпост закона в родном краю разбойников, прародине всех душегубов и грабителей – вот что такое Тэвр. Дальше только одинокие орочьи хутора, Черный лес да Дождевой хребет, за которым лежит плоскогорье Хейт – проклятие и благословение Ветланда. Прозрачные и быстрые тамошние ручьи полны золотым песком, который нужно не только добыть, но еще и в целости доставить в столицу. А потому дружина у лорда Крэнга – господина Тэвра так многочисленна, как только можно себе позволить содержать за счет княжеской казны. И если бы Тэвр не занимал столь важную стратегическую позицию на Северном тракте, то никогда бы тут не водилось целых пять воинов, облеченных рыцарским званием. Беда лишь в том, что трое из этих пяти глубокие старики, им по сорок, и еще один сам барон, человек, давно вышедший из нежного возраста.

Среди простых воинов полно молодых парней. В дружину принимается всякий желающий, любой деревенский парень, решивший, что меч прокормит его лучше, чем отара овец или куцый отцовский надел. Но водить с ними дружбу разорительно для тощего кошелька молодого рыцаря. В Тэвре не принято платить солдатам денег. Считается, что хватит бесплатной крыши над головой и кормежки. А когда дружинникам удается расправиться с бандой грабителей, то добыча честно делится между всеми и никто не остается в обиде.

Будущность, которая два года назад представлялась в радужном свете, как то: подвиги, победы над разбойниками, восторженное внимание женщин, на деле обернулась однообразной рутиной патрулирования окрестностей, жестокими и кровавыми схватками с созданиями, лишь внешне напоминающими людей или орков. Дородная супруга барона и его дочка от первого брака – вот и все благородное дамское общество.

Даже тяжелое, полное слез, обид и драк время, когда Кенард служил пажом при княжеском дворе в Лаффоне, теперь казалось ему привлекательнее бесконечного и серого нынешнего существования. Старшие рыцари ни во что его, молокососа, не ставили, подчиненные слушались неохотно, девчонки из прислуги донимали неловкими заигрываниями, а баронская дочь Гилгит – Снежинка, вообще в упор не замечала.

Поганая была жизнь у Кенарда Эртэ, бедного рыцаря, прозябающего в этой дыре без всякой надежды на улучшение участи. И лошадь у него была уродливая, рыжая и злобная, все время норовящая куснуть или лягнуть хозяина. А чего еще ждать от животного, купленного на скудное офицерское жалованье у ворот скотобойни? Из Эртэ денег не присылали уже давным-давно. Наоборот, в письмах мать намекала на желательную денежную помощь от делающего карьеру сына. Короче, жилось парню паршиво, и казалось ему, что паршивее не бывает. Но, как выяснилось впоследствии, молодой человек сильно ошибался.

Проведя в разъезде все утро, Кенард промерз до костей и мечтал только о теплом одеяле и куске жареной колбасы. Он так живо представлял себе, как Нойа – Пышка, славная орка-повариха, разжарит на свином жиру кусок ароматной колбаски, что в его желудке громко заурчало, а рот наполнился слюной. Но сначала предстояло доложиться занудному и тугому на левое ухо сэру Гэррику, который будет по три раза переспрашивать одно и то же, делая вид, будто уточняет детали. Перспектива проторчать в одной комнате с сэром Гэрриком заставляла полдюжины его солдат взирать на Кенарда с видимым сочувствием. Да что там сочувствие, они почти его жалели.

Один из дружинников ткнул локтем своего товарища и воскликнул ломким юношеским баском:

– Гляди-ка, Доти, там, кажись, драка.

И показал пальцем в сторону.

– Ага, лупят кого-то.

Услышав разговор, Кенард пригляделся и возле лавчонки булочницы увидел потасовку, затеянную мальчишками-подростками. Кого-то били с твердой целью замордовать насмерть. Рыцарь нахлестнул Руду, торопясь выручить неизвестного бедолагу. Боевая лошадь, да еще с таким скверным нравом, как Руда, внесла в потасовку хаос и смятение, заставив драчунов броситься врассыпную. На промерзшей земле остался лежать мальчик с черными длинными волосами. Одежонка его превратилась в грязное рванье, но Кенарду ничего не стоило узнать в ней расшитую речными камушками курточку и штаны мехом наружу, которые носят обитатели болот. Их еще называют «упырями», но на самом деле они чистокровные люди в отличие от большинства ветландцев. Последние «упырей» считали ужасными колдунами, панически боялись и страстно ненавидели. Но избитому «упыренышу» несказанно повезло, потому что как раз Кенард к таким людям не относился. Он практически вырос среди них и находил их общество приятным.

– Что ты делаешь в городе, ребенок? – спросил он на «упырином» языке, не похожем ни на логри[2], ни на койл[3].

Мальчик поглядел на своего спасителя ярко-зелеными глазищами, вытер кровь с разбитого лица и с удивительным, почти взрослым достоинством поклонился, осторожно прижимая раненую руку к груди.