Терри Пратчетт - Море и рыбки

— И далеко ли упрыгнешь, — мрачно добавил Гамбукер.

— Ладно, ладно, я разберусь, — пообещала нянюшка.

— Нельзя же вести себя то так, до эдак, — пробормотал Беднокур. — Люди ведь пужаются.

— Да, да, няншука, разберись, а мы приглядим за твоим ап… — начал было Гамбукер, но тут же согнулся пополам и закашлялся.

— Не обращай внимания, это у него колики от расстройства, — пояснил Беднокур, потирая локоть. — А ты тут травки всякие полезные собирала, да, нянюшка?

— Угу, травки… — промычала нянюшка Ягг, торопливо углубляясь в завесу листвы.

— Так я пока убавлю огоньку, ладно? — крикнул ей вслед Беднокур.

VI

Когда запыхавшаяся нянюшка Ягг показалась на тропинке, матушка сидела на пороге своего домика и копалась в мешке со старой одеждой. Вокруг были разбросаны одеяния не первой свежести.

В довершение всего матушка напевала себе под нос. Нянюшка забеспокоилась. Что-что, а музыку Эсме Ветровоск никогда не одобряла.

А еще при виде нянюшки она улыбнулась — по крайней мере, уголок ее губ пополз вверх. Тут уж нянюшка встревожилась не на шутку. Обычно матушка улыбалась, только если какого-нибудь мерзавца настигала заслуженная кара.

— О, Гита, рада тебя видеть!

— Эсме, ты часом не приболела?

— В жизни не чувствовала себя лучше, клянусь! — откликнулась матушка и продолжила мурлыкать какой-то мотивчик.

— Э… тряпки разбираешь? — догадалась нянюшка. — Собралась наконец сшить одеяло?

Матушка Ветровоск твердо верила, что в один прекрасный день возьмет да сошьет настоящее лоскутное одеяло. Однако занятие это требует терпения, а потому за истекшие пятнадцать лет матушке удалось сметать всего три лоскута. Но тряпки она все равно собирала. Как, впрочем, и все ведьмы. Каждая настоящая ведьма должна собирать тряпки. У старых вещей, как и у старых домов, есть душа. Говорят, за тряпки ведьма душу продать готова, но это совсем не так — за тряпки ведьма готова продать души всех окружающих.

— Где-то тут было… — бормотала матушка. — Где-то тут… Ага, вот…

Она гордо извлекала из мешка некое одеяние. По большей части розового цвета.

— Не совсем еще памяти лишилась, знала, что оно должно быть где-то здесь, — продолжала матушка. — Почитай, ненадеванное. И размер подходящий.

— Ты что, собираешься его надеть? — охнула нянюшка.

Пронзительный (серпом-под-коленки) взгляд синих матушкиных глаз обратился на нее. Нянюшка с огромным облегчением услышала бы в ответ что-нибудь вроде «Нет, с маслом съем, дура старая». Вместо этого матушка Ветровоск опустила глаза и немного робко спросила:

— Думаешь, мне не пойдет?

Воротничок платья был отделан кружевом. Нянюшка судорожно сглотнула.

— Ну, ты обычно носишь черное… Даже капельку чаще, чем обычно. Можно сказать, всегда.

— Ага, душераздирающее зрелище, — рассудительно откликнулась матушка. — Не пора ли обновить гардеробчик?

— Да ведь оно такое… розовое.

Матушка отложила платье в сторону и, к вящему ужасу нянюшки, мягко взяла ее за руку.

— Знаешь, Гита, — проникновенным тоном сказала она, — я тут как следует подумала насчет этих Испытаний… Я вела себя как настоящий барбос на сене…

— Сука, — рассеянно обронила нянюшка Ягг.

На мгновение матушкины глаза вновь превратились в два сапфира.

— Что?

— Э… сука на сене, — пробормотала нянюшка. — В смысле «собака». А не «барбос». Выражение такое.

— Да? И верно. Спасибо за замечание. Ну вот я и подумала: самое время мне отойти в сторону. Пусть молодежь порезвится. Ну, то есть… я вела себя не очень-то любезно…

— Э-э…

— Я попробовала стать любезной, — продолжала матушка. — Досадно, но приходится признать: я хотела как лучше, а вышло…

— Любезничать ты никогда не умела, — вздохнула нянюшка. — Ну, зато в другом ты хороша.

Матушка улыбнулась. В ее взгляде, хоть и решительном, нянюшка не сумела высмотреть ничего, кроме искренней озабоченности.

— Может, со временем я все-таки исправлюсь, — предположила матушка.

И ласково похлопала нянюшку по руке. Нянюшка уставилась на свою руку так, словно та должна была превратиться в нечто кошмарное.

— Просто… все привыкли к тебе такой, какая ты есть, — выдавила она.

— А знаешь, что я еще подумала? Я, пожалуй, сварю для праздника варенье. И, может быть, приготовить каких-нибудь кексов? — спросила матушка.

— Угу… Это дело.

— Нет ли в поселке больных, кого нужно навестить?

Нянюшка воззрилась на дальние кроны деревьев. Все хуже и хуже! Она порылась в памяти. Итак, человек должен быть достаточно тяжело болен, чтобы нуждаться в дружеском визите, и в то же время достаточно здоров, чтобы пережить то незабываемое потрясение, когда с визитом явится сама матушка Ветровоск. По части практической психологии и примитивных сельских оздоровительных процедур матушке не было равных. Честно говоря, последнее удавалось ей даже на расстоянии, ибо самые болящие бедолаги поднимались с постели и отступали — нет, бежали — перед известием, что матушка Ветровоск на подходе.

— Покамест все здоровехоньки, — дипломатично сказала нянюшка.

— И не требуется ободрить никого из стариков? Помочь чем?

Само собой, себя нянюшка с матушкой к старикам не относили. Известна же пословица: в свои девяносто семь ведьма — ягодка совсем. Старость — удел других.

— Все потихоньку справляются, спасибо, что спросила.

— А еще я знаю много сказок. Детишки от них просто без ума.

Нянюшка кивнула. Однажды матушка (на нее тогда ненадолго нашло) взялась рассказывать сказки. Что касается детей, результат был превосходный: они слушали разинув рот и явно наслаждались преданиями седой старины. Сложности возникли потом, когда ребятишки разошлись по домам и стали интересоваться у родителей, что такое «усекновение всех членов».

— Представь, я сижу в своем кресле-качалке, а вокруг собрались ребятишки, мою сказку слушают… — совсем размечталась матушка. — Так, кажется, положено рассказывать сказки, я верно помню? И еще я могла бы сварить для них тянучки из яблочной патоки. Вот было бы славно, правда?

Нянюшка опять кивнула, объятая чем-то вроде почтительного ужаса. Она вдруг отчетливо поняла, что она — единственное препятствие на пути этого безудержного стремления матушки Ветровоск творить добро.

— Тянучки, — задумчиво промолвила она. — Это какие же будут? Те, что разлетались вдребезги, как стекляшки, или те, из-за которых нашему малышу Пьюси все зубы склеило, пришлось рот ложкой разжимать?