Александр Прозоров - Дикое поле

Хозяин дома подошел к бассейну, в соответствии с заветами Корана тщательно умылся, после чего опустился коленями на коврик, наклонился вперед, слегка прикоснувшись губами к грубому ворсу:

— Нет Бога кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его…

Кароки-мурза свято исполнял все заповеди Пророка — хотя, может быть, делал это не столь рьяно, как положено истинному мусульманину. Пять раз в день он возносил молитву Богу — но делал это не каждые три часа, а утром и вечером: возносил две молитвы после рассвета и три — перед закатом. Он честно платил ежегодную очистительную милостыню — но отрывал от себя заметно меньше, чем мог. Разумеется, во время рамадана он с восхода до заката полностью воздерживался от еды, питья и красоток из своего гарема — но на святой хадж в Мекку так и не решился, раз за разом откладывая его на потом. Однако Господа, по всей видимости, вполне устраивало такое служение, поскольку именно во время молитвы султанского наместника в Балаклаве обычно и посещали наиболее удачные мысли.

Вот и сейчас, произнося негромкие слова молитвы, Кароки-мурза думал. Думал о Московии.

С этой далекой северной страной было связано само основание их нынешнего рода. Немногим более полутора веков назад его далекий предок, осевший на землях крымского полуострова обедневший генуэзский дворянин Крокко Виолетти, принеся вассальную присягу тогдашнему хану Мамаю, во главе одного из отрядов итальянской пехоты, вместе с армянскими, осетинскими и черкесскими ополчениями при поддержке ногайской орды отправился в далекую Московию защищать право хана на титул царя, ныне утративший всякий смысл и затасканный множеством мелких крымских и астраханских ханов. Но на далеком Дону, на Куликовом поле, мамаевскую рать едва ли не начисто стоптала русско-татарская конница, приведенная московским князем Дмитрием.

Хитрый московский князь не просто разгромил своего законного сюзерена — он привел с собой посмотреть на это зрелище множество торговых людей как из южных стран, так и своих, русских. В результате, к тому времени, когда Мамай вернулся домой, здесь уже знали про его разгром — и не просто знали, а успели услышать в подробностях, с преувеличением бед в десятки раз. На недавнего правителя смотрели, как на чумного, поминутно боясь, что вот-вот прискачут закованные в железо московские или тохтамышские воины, и уволокут его на расправу пред грозные очи победителей.

С поверженным господином остались только верный клятве Виолетти да несколько ногайцев. Итальянец сразу понял, что на родине Мамаю покоя уже не предвидится, и направил письмо османскому султану с просьбой предоставить убежище, но трусливые татары, опасаясь гнева Тохтамыша, ночью зарезали хана, о чем сами же с гордостью и заявили. Кто были эти предатели? История затерла их имена. А Крокко Виолетти остался предан господину и после смерти Мамая, не позволив тайно сбросить его в сточную канаву и устроив на остатки воинской казны пышные похороны, мало уступавшие по величию похоронам прочих родовитых правителей. Могильный курган поныне возвышается между Феодосией и Старым Крымом и носит гордое название «Шах-Мамай».

Вопреки уверенности трусливых шакалов, Тохтамыш не покарал преданного мамаевского слугу и сохранил за ним владения вокруг Кара-Сова, а турецкий султан прислал соболезнования, кошель золота и приглашение на службу. Когда это было? Всего сто пятьдесят лет назад. В те времена владения османской империи составляли всего лишь узкую полоску на южном берегу пролива со звучным названием Дарданеллы.

Подумать только: Османская империя тянулась вдоль пролива от Средиземного моря до Черного полосой едва не в сотню верст шириной! Мог ли кто поверить тогда, что спустя двести лет эта империя раскинется от Адриатического до Каспийского моря, выйдет к берегам Персидского залива, поглотив в себя Болгарию, Грецию, Венгрию, Молдавию, Крым, Грузию, Курдистан, Месопотамию, Египет, что ее землями станет все африканское побережье Средиземного моря, острова Кипр, Крит — да и все прочие почти по всем ближайшим морям.

— Велик Аллах, всемилостивейший и всемогущий, велики его милости к преданным рабам его, — опять наклонился к коврику мурза.

Крокко Виолетта, назло своим соотечественникам, предавшим память хана, принял ислам, а назло бесчестным ногайцам — принес клятву верности далекому султану.

Именно это правило оставил он своим потомкам: преданно служить султану не во имя господина, а назло соседям. Завет предка принес свои плоды спустя сто лет, когда галеры Великолепной Порты вошли в бухту Кафы и генуэзские колонии покорно превратились в крымский санджак. К этому времени имя «Крокко» постепенно преобразилось в более привычное османскому слуху «Кароки», но Османская империя не забыла рода, преданно служившего ей несколько поколений, и один из представителей династии Кароки неизменно назначался султанским наместником в Балык-Кае.

А вот московскому княжеству предательство на пользу не пошло. Его земли оказались надолго отрезаны от Черного моря владениями Литовского княжества и Астраханского ханства, и о его существовании напоминали только невольники, время от времени пригоняемые с Волги, да добыча лихих ногайских юношей, которые время от времени уходили в далекий поход через приволжскую широкую степь или Дикое поле, появившееся на месте бывших литовских владений.

— Велик Аллах, мудрость и справедливость его не знает границ, деяния его праведны и назидательны, а милость приходит к воистину достойным благодати.

Для Великолепной Порты Московии просто не существовало. Как не существовало Дании или Англии. Разумеется, мурзы знали про эти далекие земли, но какой в них смысл? Вот когда воины Оттоманской империи подберутся к городам этих стран — тогда и настанет пора про них узнать. А пока что сипахи и янычарский корпус доблестно перемалывали хвастливых немецких и французских рыцарей, храбрых, но неумелых венгров и литвинов, медленно и неуклонно сдвигая северные границы империи вглубь Европы, славянские вассалы и гази охраняли границу с Персией, не желающей смириться с потерей своих ближайших соседей, еще совсем недавно преданно плативших дань.

Однако маленькая далекая страна внезапно показала зубы, напав на неоднократно заверявшее Великую Порту в дружественности Казанское ханство. Премудрый Сулейман — да будут долгими его годы, — даже приказал крымскому хану пойти казанцам на помощь. Но, перейдя через Дикое поле, татары уткнулись в высокие стены Твери, на них налетела русская кованая конница… И казанского ханства больше не стало. Теперь возопит о помощи Астраханское ханство — но непобедимая армия султана завязла сразу в нескольких войнах на далеких границах империи, а крымский хан сидит в Бахчисарае и вспоминает прошлые победы.