Джо Аберкромби - Герои

Неприятель, что поставил в такой тупик армию Его величества, на поверку оказался одним из её собственных фургонов, съехавшим с тропы, где лежала грязь глубиной по щиколотку, в значительно более глубокое болото. Согласно вселенскому закону, по которому обязательно случится самое злосчастное событие, не важно, сколь маловероятное, фургон каким-то образом стоял почти поперёк, увязнув задними колёсами по самые оси. Бранящийся возница дохлестал пару кобыл до бессмысленного, взмыленного ужаса, пока полдюжины выгвоздившихся солдат безрезультатно барахтались сзади. По обеим сторонам дороги люди продирались сквозь сырую поросль, ругаясь, когда колючие кусты рвали поклажу, сучья цеплялись за древки оружия, ветки хлестали по глазам.

Три молодых офицера стояли невдалеке, алые плечи мундиров насквозь пропитались ливнем и превратились в малиновые. Двое спорили, тыча в фургон указующими перстами, пока третий стоял и смотрел, небрежно покачивая позолоченной рукоятью меча — безучастный, как манекен в лавке военной одежды.

Врагу и с тысячью копейщиками навряд ли удалось бы устроить более действенную блокаду.

— Что там? — потребовал объяснений Горст, борясь, и естественно безуспешно, чтобы голос прозвучал властно.

— Сэр, подводы обоза должны быть где угодно, только не на этой тропе!

— Чепуха, сэр! Необходима поддержка пехоты пока не…

Ну, разумеется. Важно одно — кто виноват, а вовсе не решение. Горст распихал плечами офицеров и погрузился в трясину, проталкиваясь между обляпанными солдатами, бороздя месиво до задней оси фургона, пропахивая сапогами грязь в поисках надёжной опоры. Сделал несколько коротких вдохов и подтянулся.

— Давай! — пискнул он вознице, на этот раз даже забыв понизить голос.

Щёлкнул бич. Застонали люди. Всхрапнули кони. Чавкнула грязь. Горст напрягся от пальцев на ногах до корней волос, от усилий дрожал и цепенел каждый мускул. Мир исчез, он остался один на один со своей целью. Он захрипел, потом зарычал, потом зашипел, вскипая гневной яростью, как если бы её бездонный бак был у него вместо сердца, и надо лишь повернуть кран, чтобы весь этот фургон разорвало на части.

Колёса протестующе взвизгнули, выдавливаясь из болота на дорогу. Резко упёршись в пустоту, Горст пошатнулся и шлёпнулся лицом в топь, рядом упал один из солдат. Ему удалось подняться, когда фура загромыхала прочь, возница с трудом справлялся с понёсшими лошадьми.

— Благодарю за помощь, сэр. — Облепленный грязью солдат потянулся своей кривой лапой и начал умело размазывать грязь, ещё краше изгадив мундир Горста. — Простите, сэр. Пожалуйста, извините.

Не забывай смазывать оси, ты, умственно отсталый. Следи куда прёт телега, ты, недоделанный простофиля. Делай свою работу, ты, ленивая мокрица. Это что, непосильная просьба? — Ничего, — пробубнил Горст, отодвигая его руку в сторону, и предпринимая тщетную попытку одёрнуть китель. — Спасибо. — Он двинулся в морось вослед фургону, почти слыша издевательский смех бойцов и их офицеров, изгалявшихся за его спиной.

Лорд-маршал Крой, командующий армиями Его величества на Севере, реквизировал для своей временной ставки крупнейшее здание в дюжине миль, а именно — хижину-ночлежку, до того поросшую мхом, что на вид она более походила на застарелую навозную кучу. Беззубая старуха и её ещё более древний муж, видимо, выселенные жильцы, сидели на пороге прилежащего сарая под прохудившейся до нитки шалью, и глазели, как Горст хлюпал к их бывшему парадному входу. Воодушевлёнными они не казались. Как и четверо караульных, топтавшихся у крыльца под мокрыми непромокаемыми плащами. Равно как и собрание промокших офицеров, заполонивших низкие сени. Когда Горст входил, пригнувшись под притолокой, они переглядывались в ожидании, и все как один удручились, разобрав, кто именно пришёл.

— Это Горст, — хмыкнул кто-то, будто бы ждал короля, а получил мальчика на посылках.

Воистину здесь было средоточие воинской доблести. Ключевой фигурой выступал маршал Крой, с непоколебимой выправкой восседая во главе стола, безукоризненный в свежевыглаженной чёрной форме, тугой воротник подчёркнут серебряными листьями, каждая стальная сединка на голове выражала напряженное внимание. Его начальник штаба, полковник Фельнигг, как штырь торчал около него — маленький, шустрый, с не упускающими ни одной мелочи сверкающими глазами, его подбородок непомерно высоко вздёрнут. Или вернее, раз уж он был примечательно бесподбородочным человеком, его шея образовывала практически прямую линию от воротника до ноздрей клювастого носа. Точно чванливый сарыч ждёт труп, чтобы начать пиршество.

Из генерала Миттерика обед получился бы знатный. Тот был крупным мужчиной, с крупным лицом, сверхразмерные черты которого определённо с трудом втискивали на свободное место в передней части головы. Где Фельнигу не хватало подбородка, у Миттерика наблюдался избыток, да ещё с лихой расселиной посередине. Как будто к его величественным усам подвесили жопу. Он надел незабываемые краги буйволовой кожи, почти по самый локоть, наверно предназначенные создать впечатление человека дела, но Горсту пришли на ум лишь рукавицы, которые крестьянин мог бы надеть, чтобы прочистить зад прихворнувшей корове.

Миттерик нахохлил бровь на засохшую грязь на мундире Горста.

— Снова подвиги, полковник Горст? — спросил он под лёгкие смешки.

Засунь их в свою усатую жопу, коровья ты ковырялка, надутый мочевой пузырь. Слова чесались на губах Горста. Но с его фальцетом, чтоб он не произнёс, смеяться будут лишь над ним самим. Выйти в одиночку на тысячу северян всяко лучше пытки светской беседы. Поэтому он превратил родившийся в горле звук в приторную ухмылочку, и сопроводил своё унижение улыбкой. Как обычно и поступал. Отыскал самый темный угол, скрестил на замаранном кителе руки и подавил злость, представляя, как язвительно усмехались бы головы штабников Миттерика на пиках воинства Чёрного Доу. Занятие не самое верноподданническое, зато вполне утолительное.

Это не мир, а шиворот-навыворот сляпанная обманка, раз таким вот, с позволения сказать, мужчинам, если их вообще можно назвать мужчинами, позволено смотреть свысока на такого, как я. Я стою вдвое больше вас всех. И эти — лучшие, что нашлись у Союза. Мы заслуживаем поражения.

— Не запачкав рук, войну не выиграть.

— Что? — Горст угрюмо покосился вбок. Возле него в потрёпанной куртке облокачивался Ищейка, с выражением вселенского измождения на не менее потрёпанном лице. Северянин расслабленно откинул голову назад, пока та тихонько не тюкнулась о шелушащуюся стену. — Иной народ скорее уж остался бы чистым, да? И проиграл.