Екатерина Федорова - Четырнадцатая дочь 2

Аретца - во вторую. Ему досталась сила Коэни Милосердного, однако из-за вашего сына он не стал новым посланником. Конечно, есть надежда, что сила

Коэни исчезла сразу же после выбора новой хозяйки эпохи. Но надежда эта, гм…

Князь Тарлань, сгорбившийся на скамье просителя, вскинулся. Перехватил задумчивый взгляд Арлены, улетевший к окнам в дальнем конце залы.

Заметил с неожиданной твердостью в голосе:

- Эта надежда призрачная. Да, Коэни проиграл. Но не следует думать, что добрым богам свойственны лишь добрые мысли и намерения. Будь это так, они не выиграли бы ни одной эпохи. Кайрес ещё напомнит о себе. Даже самые добрые сердца не чужды мести…

- И как сказала бы сейчас одна служительница Алора, будь она жива, данный случай прямо-таки вопиет о правосудии. - Подхватила Арлена.

Рут ощутил, как ему мазнуло холодом по затылку.

- А правосудие близко как Алору Понимающему, так и Эригу Честному. -

Напевно продолжала Арлена, почти дословно повторяя то, что Рут слышал когда-то в элиморском храме.

Нет, не когда-то - давно. Целых два месяца и целую эпоху назад…

- Также правосудие является актом Милосердия по отношению к жертвам. - Арлена наставительно приподняла бровки. - Правда, у жертв в Ярге пострадало лишь самолюбие. И разрушились мечты, как я поняла. Однако боюсь, что Коэни не только не осудит мстительных порывов своего избранника - но и глянет на них одобрительным оком.

- Есть ещё и Таркиф, сын кагана Вакрифа. - Напомнил со своего места князь Вал Тарлань. - Именно он с самого начала был избранником Триры.

Должен заметить, ваша милость, что участь посланника не дает гарантий долгой жизни. К сожалению, я не знаю, зачем Трира Мстительная дала год для выбора дара. Увы, записей, которые рассказывают, что делал Дар

Тарлань до того, как обрел свой дар в Кир-Авере, не сохранилось. Возможно, их и не было. Однако я думаю, что вам предначертано разгромить врагов со стороны бывших богов - Кайреса, избранника Коэни, и Совет магов, который владеет сейчас даром Велаты Сострадающей. Но Таркиф? Трира может подправить выбранный вами дар так, чтобы им мог владеть и Таркиф.

Конечно, после вашей смерти. Или же его потомки.

Если у меня когда-нибудь будет сын, а у Таркифа дочь… в жилах их детей будет течь моя кровь, подумал Рут. И просить, как Дар Тарлань, магию, которую смогут использовать только мои потомки, нет смысла.

- Значит, Совет магов, Кайрес из Аретца и Таркиф. - Спокойно сказал герцог Франц. - Ты понял, Рут? Вот кого ты должен опасаться.

- И в связи с этим, ваше сиятельство, - поспешно вклинилась Арлена. - Я считаю, что наследнику Руту можно и даже нужно опереться на Тарланьский дом. Ведь его милость пока что не получили от Триры никаких сил. А вот княжна Татьяна, напротив, получила некую толику мощи самой

Мстительной…

- Княжна Татьяна? - Рут вскинул брови. - Думаете, она ещё жива?

- Как вы там сказали - чтоб тебя наша земля никогда не носила? - Арлена чуть улыбнулась. - Эти слова звучат двусмысленно. Я бы даже сказала, крайне двусмысленно.

- Думаете, Коэни имел в виду только наш материк, Анадею? - Изумился

Рут. - И княжна Татьяна сейчас в Серендионе или в Диких землях? Неужто власть богов ограничена нашей Анадеей?

- Не настолько. Но это все неважно. - Твердо сказала Арлена. - Важно другое - вы, наследник Рут, должны выжить. И упрочить свою власть над миром. А Тарланьский дом должен встать рядом с вами. Помогая, защищая… покинув наконец Фенрихт.

Она быстро глянула на герцога Франца.

- Вы ведь это имели в виду, приглашая нас сюда с советами, ваше сиятельство?

Отец медленно кивнул. Глаза Арлены блеснули.

- Вот и прекрасно. У вашего сына, ваше сиятельство, пока что нет своей силы. А вот у княжны Тарланьской она уже есть. Пусть капля, но своя.

Знаете, в тех краях, где живет матушка княжны. Есть такая пословица - и капля точит камень…

- И один камень укрепляет стену. - Пробормотал герцог.

Арлена кивнула, князь Вал Тарлань сгорбился ещё больше.

- Я вижу, мы пришли к согласию, ваше сиятельство.

Глава третья. Возвращение домой

Набежавшие слезы Татьяна утерла длинным подолом. На жестком шуршащем шелке тут же появились мокрые пятна. Она ухватилась за прутья, подпиравшие перила, поднялась со ступеньки.

В подъезде стояла тишина, только где-то неумолчно сверлила дрель, заглушенная дверями и стенами. Судя по холоду, в России сейчас тоже стояла осень. Возможно, сентябрь - от ступенек веяло промозглым холодом, стало быть, батареи ещё не включили.

Лестничную площадку внизу украшали отпечатки ног, все в траурных окаемках засохшей грязи. Точно, осень.

По ступенькам родного подъезда, куда её вернула воля милосердного бога,

Татьяна спускалась медленно. Колени подрагивали. В голове водоворотом кружились вопросы. Помнят ли её дома? Если Арлена не соврала, и она теперь для мамы с дедом никто, вспомнят ли, увидев? Откроют дверь или нет? А что, если они скажут - впервые вас видим, девушка?

Но свернув за выступ стены, что отгораживал лифт от лестничной клетки, она вдруг разглядела на двери своей квартиры полоску бумаги. Наклеенную почти по прямой - от косяка к замку.

И все вопросы разом вылетели у неё из головы. Стало холодно и зябко.

Кружились только обрывки мыслей - а почему… зачем… а замочную скважину даже не видно…

Она подошла, с усилием переставляя ноги. Зачем-то подергала ручку, потом вдавила до упора кнопку звонка. В рассыпавшейся трели под конец прорезались мяукающие нотки. Таня вдруг вспомнила, что коробку звонка выбирал в магазине сам дед. Сам же и установил, хвастаясь - "слышь,

Танюш, как звенит? Колибри называется! Как эта колибри поет, так и у нас теперь свиристеть будет!"

Она тогда ещё смеялась - уж больно сомнительно ей было, что крохотная тропическая птичка может так звонко курлыкать…

За дверью квартиры было тихо, звонок захлебнулся, издав короткое бульканье. Таня развернулась, позвонила соседям, Марешкиным. Но и там никто не ответил. Значит, дядя Женя с тетей Олей ещё на работе. А дети в школе.

Снизу донесся далекий, но гулкий хлопок входной двери. Кто-то затопотал по ступеням, заработал лифт. Она отступила назад, мазнула пустым взглядом по стенам. Нужно узнать, что здесь случилось. Но страшно становилось от одной этой мысли.

Просто так замочную скважину бумагой не заклеивают.

Глаза у Тани снова начали заплывать слезами. Она моргнула, согнулась в три погибели. Вгляделась в бумажку. На середине полоски синела круглая гербовая печать, от неё отходил хвост небрежной росписи. Но буквы Таня рассмотреть не могла - те были мелковаты. Или так показалось из-за слез, застилавших глаза?