Юрий Никитин - Уши в трубочку

Торкесса вцепилась в руль, серьезная, с закушенной губой, глаза как блюдца. Мимо проносятся столбы, по колесам иногда чиркает бордюрный камень. На следующем перекрестке, где мы снова проджигитили, за спиной опять грохот, лязг, взрывы, взлетели огненные столбы и даже огненные грибы. Подобные ядерным взрывам, они вырастали и дальше, дальше, дальше по всему нашему пути. Перепуганные автомобилисты налетали друг на друга, их машины взметывало, как горящие листья, уже в воздухе сталкиваются, взрываются и горят так, словно каждая являлась бензовозом для стратегического бомбардировщика.

Оглянувшись, я увидел, как сзади хорошо расшибаются и горят мощные машины с шестиконечными звездами на дверцах, крепкие мужички в темной форме вылетают через лобовые стекла, кувыркаются, но ни один не уронил шляпу с лихо загнутыми полями, и тут же, присев на корточки и крепко-крепко держа пистолет обеими руками, начинают палить нам вдогонку.

– Не останавливайся! – прокричал я. – Ни хрена, это все маскировка!

– Но это же власть, мы обязаны…

– Ни хрена, – повторил я зло, – это они размечтались, что вот прям щас в позу пьющего оленя! Сперва у себя чернокожих негров афро-американского происхождения пусть поставят! Ишь, богобоязненный народ нашли… Дави, дави!

Впереди на перекрестке торопливо перегораживали улицу полицейскими машинами с теми же проклятыми шестиконечными звездами. Торкесса по моему воплю вдавила педаль газа до отказа, авто взревел и почти взлетел в воздух. Широкошляпый народ широкозадо бросился врассыпную. Последовал страшный скрежещущий удар, нас сильно тряхнуло, мы взлетели в воздух. Я видел бледное от ужаса лицо торкессы, она сжимала баранку и бешено вертела ее из стороны в сторону, хотя мы летели по воздуху.

Удар колесами об асфальтовое покрытие, я прикусил язык, в глазах от боли стало лиловым.

– Что теперь?

Сквозь лиловую тьму в глазах я прохрипел, едва двигая прикушенным языком:

– Гони… до ближайшего перекрестка… Потом плюй на правила, сверни и гони проходными дворами.

– А что это?

Лиловость рассеялась, я старался как можно быстрее сообразить, кто я и в какой роли. Если во вспомогательной, то все равно рано или поздно прибьют, а если повезло оказаться в главной, то… в главной знаю, как себя вести, уже тысячи раз и машины гонял по Формуле-1, и мрачные водосточные сооружения очищал с BFG в мускулистых руках, и русских свиней мочил в джунглях Вьетнама, в Питере и на всех секретных базах, это совсем легко, так что сейчас от меня требуется только наглая морда и выпяченная челюсть, да еще надо постоянно помнить, что я не интеллигентик какой-то сраный, такие не выживают, а крутой мэн, настоящий мачо, который сперва стреляет, а потом задает квешэны…

Я сказал тем же деревянным, быстро распухающим языком:

– Лезь на мое место. Я сяду за руль.

Она спросила быстро:

– А ты можешь водить машину?

– Могу же водить самолет? – спросил я. Подумав, добавил: – Как и вертолет, катер, крылатую ракету… Уверен, что и звездолет – раз плюнуть и растереть задней ногой.

– Какой… задней?

– Да любой, – ответил я лихо. – Одной из.

Она колебалась, машина несется на большой скорости, мы продолжаем обгонять законопослушных, я начал перелезать на ее место, торкесса до последнего момента не выпускала руль, хотя я уже взялся одной рукой, а другой помогал ей перебраться на мое место. Дело трудное, это такой экстрим, что копулироваться в таком положении проще, чем мягко и не сбавляя скорости передать руль и педали. Ее тело оказалось упругим и жарким, мое тоже стало совсем огненным и упругим, хоть и не все, Творец ведь дал крови мужчинам сами знаете сколько, мы сопели, часто дышали, из обгоняемых нами машин одобрительно кричали и показывали мне большой палец кверху.

В какое-то время ее длинная красивая нога торчала из открытого окна, в соседних машинах едва с ума не посходили, пытаясь рассмотреть, как мы это проделываем, таким образом они создали нам щит, через который не пробиться никаким преследователям, а когда наконец со вздохами облегчения, часто дыша, вспотевшие, мы расцепились, я уже сидел за рулем, а торкесса в изнеможении откинулась на соседнем сиденье.

– Как вы могли… – прошептала она с негодованием, – как вы могли… Я девственница!

– Все исправимо, – ответил я бодро и бросил машину в крутой поворот, едва-едва проскочив перед капотом огромного грузовика.

Справа и слева выросли дома, мы ворвались во двор жилого дома, я направил напрямик, там детская площадка и место для выгула собак, на площадке ребенок копается в песочке, а на отведенном для собак жалком пятачке весело гонятся друг за другом две шавки и один веселый боксерчик.

Торкесса вскрикнула, когда я резко крутнул руль.

– Там же ребенок!

– А там собаки, – огрызнулся я. – Тебе кого жальче?

Ребенок поднял голову навстречу мчащемуся на него автомобилю, встал и улыбнулся нам беззубым ртом. В одной руке синее ведерко с цветочками, в другой – совочек. Я не сбавил скорости, ибо мы – на стороне Добра, до сих пор никого из случайных прохожих не задавили, даже не стукнули, так что и ребенок уцелеет: то ли в последний момент упадет в сторону, то ли нас занесет на повороте, то ли мы проедем над ним, у нас высокий клиренс…

Машину тряхнуло. В зеркало заднего вида я успел увидеть красный раздавленный комок в широкой красной луже. Ладно, их шесть миллиардов, одним больше, другим меньше, сейчас счет идет на миллионы человеческих жизней, сейчас все – солдаты, и не фига обращать внимание на всяких там по дороге, мелкие накладки бывают даже в самых благородных делах. Как, к примеру, досадная неприятность стряслась с построением коммунизма в отдельно взятой стране, или вот Ирак раздрызднули, не глядя на слезинки ни в чем не повинных ребенков… Понятно, что теперь построим сразу везде и сразу как только.

– Что ты делаешь? – спросила она с ужасом.

– Твои взгляды устарели, – ответил я сухо.

– Насчет чего?

– Насчет слезинки невинного ребенка. Держись крепче, ду… торкесса!

На выезде с площадки с разгону сбили карусель, расписной домик и детские качели. Мужики, что сидели там с кружками пива, разбежались с несвойственной трем медведям прытью. Машину тряхнуло, снизу заскрежетало.

Глава 3

Я круто вывернул руль, между домами проскочили на двух колесах. На тротуаре сшибли столик летнего кафе, чиркнули крышей по проводам высокого напряжения, проскочили через павильончик летнего кафе, сшибая столики и легкие стулья. Праздничный народ врассыпную, на ветровое стекло плеснули тонконогие фужеры с разноцветными коктейлями и, что намного хуже, полетели жирные пирожные.