Святослав Логинов - Многорукий Бог Далайна

– Эгей, гнилоед, а ну ползи сюда!

Под деревом Шооран увидел нескольких мальчишек. В центре сидел тот, кто позвал его. Он был значительно старше Шоорана, но вряд ли сильнее – ухоженное лицо было по детски округлым и глуповатым. В руке он держал надкушенный плод, один из тех, что украшали крону царского дерева.

– Ползи сюда, когда тебе повелевает сияющий ван! – потребовал мальчишка.

Шооран не двинулся с места. Он впервые видел так близко детей сухого оройхона и теперь поражался их одежде – чистой и мягкой, розовым необожженным рукам и не по возрасту детскому занятию – дома в великого вана играли только пятилетки – один приказывал, другие повиновались, выполняя команды. А здесь сидело и стояло с десяток почти взрослых парней. Один из них резко взмахнул палкой и выбил из-под руки Шоорана скатанную шкуру. Шооран наклонился, чтобы поднять ее, но его ударили в спину, свалили и, заломив руки, подтащили к сидящему толстощекому мальчишке.

Игра приобрела неожиданно неприятную окраску.

– Славная добыча! – сказал толстощекий, разглядывая Шоорана. – Как ты посмел ослушаться, вонючка?

– Я работаю, мне некогда заниматься играми, – хмуро ответил Шооран.

– Вы слышали, что сказал этот пожиратель нойта?! – сидящий не скупился на оскорбления. – Он работает!.. Кто позволил тебе ступить грязной ногой на мою землю?

– Вы сами меня затащили, – защищался Шооран, но его не слушали.

Внимание толстощекого привлекла шкура, а вернее – голова авхая.

– Кутак, глянь, как они похожи! – обратился толстощекий к одному из приятелей. – Это он свою невесту распотрошил. А ну, поцелуйтесь! – приказал он.

Парни обидно захохотали. Шоорану под нос сунули слизистую морду авхая с белесыми точками снулых глаз. Шооран попытался отвернуться, но ему продолжали тыркать в лицо беззубой пастью.

– Смотрите, он не хочет! – закричал толстощекий. – Он бунтовщик! Бросить его в далайн!

Угроза казалась бессмысленной, до далайна была тройная дюжина шагов через мокрый оройхон, но когда Шоорана силой подняли на ноги, он заметил, что двое взрослых людей, возившихся неподалеку, отвернулись и спешно уходят, и понял, что хорошего ждать не приходится. Если его начнут окунать лицом в нойт… Шооран дернулся и сумел вырваться из зажавших его рук. Противники метнулись, отрезая Шоорану путь к отступлению, но Шооран не думал о бегстве. Эта банда просто так, играючи, нарушала все священные мальчишеские правила, и теперь Шоорану хотелось мстить. Он ринулся к толстощекому и, не раздумывая, влепил оглушительную затрещину. Потом повернулся к остальным врагам. Те на секунду замерли, разом выдернули из-за кушаков короткие толстые палки и двинулись вперед. По изменившимся лицам и замедлившимся движениям Шооран понял – пощады не будет. Убьют.

– Бейте его! – завизжал толстощекий, но в этот момент Шооран, принявший единственное верное решение, прыгнул на него. Толстощекий был старше и много крупней Шоорана, но оказался неожиданно слаб и рыхл. Шооран, даже не ощутив сопротивления, повалил врага на живот, левой рукой ухватил за чисто вымытые волосы, дернув, задрал ему голову, а правой приставил в жирной шее выхваченный кинжал. Масляно блеснуло полупрозрачное костяное лезвие.

– Назад! – предупредил Шооран подступающих парней. – А то ему несдобровать.

– Ых-га… – подтвердил толстощекий, кося глазом на щекочущее шею острие.

Парни нерешительно расступились.

– И запомни, – раздельно произнес Шооран, встряхивая для убедительности толстощекого. – Ты мелкий вонючий жирх. Если ты еще раз попадешься на моем пути, я напою тебя нойтом и брошу в шавар. Понял?

Толстощекий согласно икнул.

– Тогда повтори, что я сказал.

– Я… мелкий… вонючий жирх… Ты бросишь… меня… в шавар, если я попадусь.

– Сначала заставлю напиться нойта.

– Сначала… напиться нойта…

– Правильно, – Шооран рывком поднял толстощекого на ноги. – Скажи своим, чтобы бросили палки и отошли в сторону.

– Отойдите… – полузадушенно прохрипел пленник.

– И учтите, тухлые слизни, если вы вздумаете идти за мной следом, ни один из вас не вернется домой живым.

Шооран едва заметно шевельнул пальцем, по тончайшему, выточенному в кости каналу скользнуло жало зогга и черной брызгой повисло на острие. Парни попятились, палки со стуком полетели на землю. Шооран, волоча за собой толстощекого, выбрался на тропу, поднял сумку и шкуру авхая. Часть харваха из сумы высыпалась, но Шооран не стал подбирать его. Он лишь пнул толстощекого коленом под мягкие ягодицы, отчего тот кувырком полетел с поребрика, и бросился прочь. Никто за ним не погнался. Вообще-то Шооран хотел столкнуть пленника на мокрую сторону, в грязь, но в последнюю секунду ему стало жаль красивой и наверняка очень дорогой одежды.

Отбежав немного, Шооран спрыгнул с тропы на свой оройхон и, петляя между тэсэгами, помчался к дому. Лишь когда до сухой полосы, где жили они с матерью, оставалось всего несколько шагов, Шооран опомнился. Спрятавшись за ближайшим тэсэгом, он стряхнул с кинжала ядовитое острие, осторожно отсоединил лезвие и хорошенько спрятал его.

Даже мама не знала, какое оружие хранит ее сын. Костяной наконечник был подарком. Месяц назад охотники выволокли из шавара огромного гвааранза. Панцирь чудовища был отправлен в подарок одонту, а острые плавательные перья, из которых вырезали лезвия, разобрали цэрэги. Именно тогда недавно назначенный дюженником цэрэгов рыжебородый Мунаг снял со своего кинжала источенное острие и бросил его Шоорану. Мунаг вообще хорошо относился к Шоорану и его маме, подолгу разговаривал с ними, когда они приносили высушенный харвах, а встретив на тропе Шоорана, громко кричал:

– Привет, маленький жирх!

– Привет, большущий Ёроол-Гуй, – отвечал Шооран.

Случившиеся поблизости жители испуганно бледнели при виде такого запанибратства, а Мунаг оглушительно хохотал, тряся бородой и распахнув темную словно шавар яму рта.

Лезвие Шооран привел в порядок – вычистил и отполировал, подогнал свой нож под размеры костяного сокровища, рассверлил даже намертво забитый канал для колючек. Неделю по вечерам, скрывшись от посторонних глаз, вращал костяной иглой в замусоренном канале или правил острие на куске кожи. Жало зогга, и не одно, а целых пять штук, Шооран добыл сам. Нарвал пятнистых стеблей хохиура и распихал их пышными метелками вперед в отверстия шавара. На следующий день вытащил те стебли, что остались целы, и в скукожившихся метелках отыскал десяток зоггов. Оставалось только раздразнить зогга, чтобы он, угрожая выставил жало, а потом резким движением раздавить крошечного гада, прежде чем он успеет впрыснуть яд.