Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – штатгалтер

Я отпихнул Бобика, которому возжелалось потоптаться по мне, спросил как можно спокойнее:

— Ангел впервые напал на человека… это действительно желание что-то изменить. Даже несмотря на страх разгневать Творца.

Она повернулась и долго смотрела на медленно бегущие бесконечные волны.

Я терпеливо ждал, у ангелов в запасе вечность, вот и не спешат, наконец она проговорила:

— Видишь ли, я примерно знаю, как вы думаете. В ваших же старых книгах записано, что Творец низверг мятежных ангелов в ад, хотя на самом деле в том споре Он не участвовал. Даже у самого главного среди мятежников, их вождя Самаэля, подбившего Еву на грехопадение, Он за то, что тот нарушил все Его планы, всего лишь оторвал шесть из его двенадцати крыльев.

— Ого, — вырвалось у меня, — как же тот летал?.. Да и на шести не представляю… Попробовать, что ли…

Она посмотрела на меня в изумлении.

— Все-таки человек туп. Вы всегда понимаете так буквально?

— Прости, — сказал я поспешно, — ну да, сейчас сообразил. Я чуточку стал заторможенным в последнее время, но зато в порядке компенсации красивее. Крылья — это лычки. На крыльях все равно не полетишь со скоростью мысли. Сорвал крылья — это сорвал лычки… Понизил в звании.

Она кивнула.

— Его перевели из мира Брия в более низкий духовный мир Иецира, а это значит, Самаэль все равно остается выше большинства ангелов. Светлых, как вы их называете. А те, которые Темные, продолжают выполнять указания Творца, только теперь у них работа менее благодарная.

— Ну да, — согласился я, — при понижении работа всегда тяжелее и… не такая чистая. Ты права. Мы как-то все воспринимаем проще. Дескать, ангелы восстали, Творец низверг наглецов в ад, где теперь они и мучаются, вопя и стеная. А на самом деле понижены в должностях, а работают все так же на Творца. И платят им наверняка меньше. Отпусков тоже, как и выходных, лишены.

— Нет, — возразила она, — в субботу никаких мук.

— Вот уж не думал, — пробормотал я.

— Но тем ужаснее, — закончила она, — те кажутся на другой день.

— Но все-таки, — проговорил я, мягко поворачивая в нужное мне русло, — этот Алфофаниэш на меня напал…

— Возможно, — ответила она, — у него найдется какое-то объяснение? Или же он рассчитывал, что Господь долго терпит… а ударить не успеет, Маркус сметет здесь все раньше?

Я сказал мрачно:

— Или он решил, что Господь окончательно разочаровался в человеке. Хотя это предположение рискованное.

— Почему, — спросила она, — разве Маркус не карающая длань Господа?

— Потоп тоже был карающей дланью, — огрызнулся я. — Но Творец до последнего часа давал человеку шанс. А когда пришло время разверзнуть хляби, а в это время умер Мафусаил, Творец отложил потоп на семь дней вроде бы для траура и погребения праведника, но на самом деле давал еще недельку людям одуматься.

Она сказала нетерпеливо:

— Я это знаю. К чему ты рек эти слова?

— К тому, — отрезал я, — что Творец до последнего будет давать шанс. А это значит, не позволит всяким там бесчинствовать и творить непотребства, как бы вам ни хотелось насладиться местью. Скажи, а ты на чьей стороне?

Она грустно усмехнулась.

— Хочешь спросить, Светлая или Темная?

Я покачал головой.

— Нет, уже знаю, те и другие в большинстве против человека. Ты в этом большинстве или?..

Она кивнула.

— Скорее, или. Я из немногих, кто часто появляется среди людей, живет здесь подолгу, учится понимать вас. У меня есть симпатия к людям. Видишь ли, ангелы были созданы… бессмертными. Не специально, а… ну, как бы само собой. Для Творца создать бессмертными проще. Это, чтоб сделать смертными, затратил намного больше времени, изобретательности и гениальности.

Я сказал с самодовольством:

— Думаю, это было гениальное озарение, что приходит раз в вечность.

— Похвали себя, — сказала она недовольно, — похвали.

— Прости, — ответил я, — это все от зависти. Мы всегда завидовали вашему бессмертию. Хотя и понимали наши преимущества.

Она спросила с подозрением:

— Это какие?

— Чтоб совершенствоваться, — ответил я, — через смену поколений. Вы остались такими же, ибо бессмертны, а люди… с каждым поколением приподнимались на одну кро-о-о-охотную ступеньку.

Она подумала, сказала мрачно:

— Я не поняла, но чувствую в твоих нелепых объяснениях некий смысл. Люди за эти тысячи лет из диких двуногих зверей превратились в могучих хищников… Говорить это неприятно, но наиболее дерзкие из них уже начали бросать вызов даже ангелам.

У меня перехватило дух.

— Что, правда?

Она кивнула.

— Увы.

— И, — проговорил я, — чем кончалось?

— Ангелы жестоко наказывали дерзких, — ответила она тем же тяжелым голосом, — но люди все крепнут. И я зрю то страшное время, когда люди станут с нами вровень. Правда, только в силе.

Я согласился:

— Да, осталось только в силе. Во всем остальном мы уже давно выше. Потому он на меня и напал? Хотя я не бросал ему вызов?

Она покачала головой.

— Он тебя не убил…

— Ага, — ответил я с тяжелым сарказмом, — всего лишь смертельно ранил.

— Это другое, — пояснила она. — Ранить — это не убить. Это покарать.

— Ну да, — сказал я, — оправдание можно найти всегда. К примеру, собирался лишь проучить дерзкого смертного, а потом вернуться и вылечить… но что-то отвлекло. То есть он не убил, что-то другое убило.

Она взглянула несколько странно.

— Ты быстро находишь объяснение…

Я отмахнулся.

— Могу еще хоть сотню. Похоже, он подолгу жил среди людей и тоже кое-чему научился. Только все вы почему-то учитесь всякой гадости.

— Так от человека же.

— От нас можно всему, — сказал я. — Даже, как ни странно, прекрасному! Я сам слышал.

— Плохое для нас внове, — объяснила она. — А мы пока еще плохо различаем, что хорошо, что плохо.

— Вам нужна руководящая и направляющая длань Творца, — согласился я. — Это мы, предоставленные сами себе, выработали кое-какие базовые правила, а для придания им авторитета объявили, что получены от самого Творца. Хорошо, если не знаешь, где отыскать этого засранца, буду подозревать всех и каждого в союзе с ним.

Она взглянула с любопытством.

— И что это тебе даст?

— Отыщу, — ответил я, — и убью. На месте.

На ее губах появилась насмешливая улыбка.

— Ангела?

— А что тут такого? — отрезал я. — Земля принадлежит человеку.

Улыбка сползла с ее лица, а голос прозвучал очень серьезно:

— Никто и никогда не убивал ангела. Мы все бессмертны.