Юлия Славачевская - Если вы не в этом мире, или Из грязи в князи

— А давайте мы ее покормим! — воодушевившись, выдвинул скромное предложение мой собеседник тире похититель.

— Как? — подошел второй похититель, поскрипывая чем-то. Боюсь предположить — своими мозгами.

— А мы дырку около рта прорежем, — выдал восхитительную идею первый.

— Зачем тогда мешок? — озадачился второй, не прекращая назойливое поскрипывание. Мыслительный процесс затянулся?

— Для антуражу! — подсказала я, наслаждаясь отдыхом.

— Не пойдет! — не согласился второй. — Господин граф велели…

— У-у-у! Коварный злодей! Так и зна-ала, что он появился у нас не к добру! — взвыла я, немного отдохнув и набравшись сил. — А-а-а! А… какого рожна этому графу от меня надо?

— Дык нам не докладають, — честно ответил первый.

— Плохо, — загрустила я. — Могли бы и сказать заранее, за что сейчас страдать будете!

— Чей-то? — удивились мужики вдвоем. — Те рази плохо?

— Мне хуже всех! — безапелляционно заявила я.

— Чей-то? — заело пластинку.

— Мне мокро, жарко, душно, холодно, некомфортно и… — начала перечислять факторы неудобств.

— Баба… женщина, — резюмировал первый похититель.

— Девица, — испуганно поправил второй, звучно трюхаясь в седле рядом.

— А что такое? — влезла я с вопросом. — Вы меня не для ЭТОГО сперли?

— НЕТ! — открестились мужики. — Бог с тобой, девка, у нас жены!

— Обломали, значит… — расстроилась. — А я-то обнадежилась…

— Ты это… — замялся второй, — не обижайся, но у нас приказ. Нам тя надо привести к господину графу, а уж он…

— Что?! — не поверила я своему счастью. — Хоть он-то воспылал ко мне неземной страстью?

— Их светлость не сказали… — растерянно доложили мужики, топчась рядом.

— А что сказали? — проявила любопытство.

— Сказали, мол, тебя нада украсть и к нему привезть, — выдал программу-минимум второй похититель.

— И еще что? — продолжала допрос, вися головой вниз.

— Ничаво, — растерялся мужик.

— Совсем? — углублялась в ситуацию.

— Ну, дык… — замялся похититель. — Сказали, дескать, чтоб без мужских, хе-хе, штучек. Сказали — знаю, что ночью все кошки серые, но чтоб ни-ни…

Пропустив вторую, обидную часть мимо ушей и поклявшись себе отомстить графу со страшной силой, я загорелась любопытством выяснить:

— А у вас, значит, мужские штучки есть?

— Дык, есть, — нехотя признались мужики.

— И посмотреть можно, — продолжала я пробираться к сути.

— Че?.. Прям при свете? — испугались мужчины.

— А что, они у вас светобоязливые? Как вампиры? — изумилась я, ухихикиваясь. — Как солнце увидят, так сразу в норку прячутся?

— Че сразу в норку! — жестоко оскорбились похитители. — Просто господин граф предупредили, что ежели что… то он нас — того…

— Чего — «того»? — Мне была интересна моя степень нужности графу.

— Лишит потомства, — с тоскливым вздохом признались мужики, — будущего!

— А-а-а! — прониклась я. — Ясно. Это серьезная причина. Тогда, может, развяжете — и спокойно доедем?

— Ты нас, девка, уж прости, — покаялся второй похититель, — но у нас евойный приказ. Потерпи чуток. Скоро ужо будем на месте.

И мы снова запрыгали по дороге. Я и горшок. Под мой несмолкаемый аккомпанемент. В конце концов, у меня получилось хоть немного защитить лицо. Мокрые веревки ослабли от моего ерзания, и мне удалось чуть вытащить одну руку и прикрыть лицо, пригнув голову.

Ехали мы, ехали и наконец приехали… В смысле — наш караван прибыл к месту назначения. Я почувствовала, как бег животного замедлился и жеребчик, или кто там у них был под седлом, вскоре остановился. Меня осторожно сняли, перевернули личиком вверх (вот спасибо, благодетели! Горшок тут же наделся мне на лицо!) и потащили. Тащили минут десять гулкими коридорами, поднимаясь по лестницам. Я уж было подумала — задохнусь во цвете лет. Но не успела. Все же донесли.

Меня поставили на ноги и сдернули мешок. Факир был пьян, и фокус не удался! Горшок не улетел с мешком, а плотно оседлал мою голову, наподобие короны. А что? Я у себя в душе всегда королева!

— Почему она мокрая? — раздался мерзкий голос графа. — Что это?

— Это слезы! — радостно заявила я, щурясь на свет одним глазом, потому что второй открываться не хотел. Мир виделся сквозь неясную радужную пелену, меня мутило и качало. От моего костюма несло, будто от помойного ведра — прокисшей похлебкой, конским потом и еще черт знает чем. Внутри термоядерным комом опять начала разгораться лютая обида и злость.

— Так много? — поразился Алфонсус.

— А то! — возгордилась я. — И сейчас я немедленно кое-кому продемонстрирую, как именно страдала!

— Не надо! — протянул руки в жесте отрицания подтоптанный граф. — Давай по…

Я перебила:

— Надо, Фоня, надо! — настойчиво уговаривала его, стягивая с головы горшок и начиная постукивать по донышку наподобие тамтама. Ух-х! Ритм войны.

Граф отодвинулся, расширенными глазами глядя на приближающееся чудо, подтанцовывающее в нервной судороге.

Я обвела всех присутствующих безумным взглядом, запоминая дислокацию. Но Алфсуслик подстраховался и, кроме нас двоих, в кабинете никого не было.

— Аг-га! — обрадовалась я, умело отсекая мужика от двери.

— Алисия! — предупреждающе прикрикнул их светлость. Впрочем, очень неуверенно прикрикнул. Без огонька.

Я воодушевилась и метнула в него родной горшок, напевая:

— «В тропическом лесу купил я дачу,Она была без окон, без дверей.И дали мне в придачу к этой дачеКрасавицу Мальвину без ушей».[3]

— Алисия, прекрати! — начал более мягко увещевать меня барин, шустро отпрыгивая и ловко уворачиваясь от летящих в него тяжелых подручных предметов.

— Я еще не все спела! — проурчала я. А что вы хотите? Похищенная женщина — это вам не шутка! — Тебе, зайчик мой, не нравится, как я пою?..

— Нравится! Очень нравится, — расцвел слащавой улыбкой граф, усиленно подлизываясь, что меня насторожило и обозлило еще больше. Когда такие, как он, вдруг подлизываются — жди для себя большой армагеддец! — Только присядь, золотко мое, давай поговорим.

Нетушки. «Эту песню не задушишь, не убьешь!»[4] Нас не подкупить такой фальшивой монетой.

— Щас! Непременно! — согласилась я, примериваясь к метательному снаряду системы канделябр. — Как токо допою — так сразу и поговорим. Подробно. Если от тебя что-то останется, прыткий ты мой!

Метнула, промазала и провыла:

«Одна нога была у ней короче,Другая деревянная была,Один глаз был фанерой заколочен,Другим совсем не видела она».

— Девушка! — грозно заорал их светлость, который уже больше своей хитро… мудрой головушкой на фоне обоев не отсвечивал и благоразумно предпочитал отсиживаться в засаде под столом, пока гибло его бесценное родовое имущество. — Это может плохо кончиться!