Алексей Пехов - Золотые костры

У меня немного болела голова, и при быстрой ходьбе начиналась одышка, но в целом я чувствовал себя не так уж и плохо. Горрграт на полторы тысячи ярдов выше, я видел его уже отсюда, хотя идти до него еще около трех с половиной лиг. Он располагался на западном отроге Монте-Розы, сжатый с одной стороны ее снежной величественной вершиной, а с другой — более низкой горой, отсюда напоминающей поседевшую улитку.

Сейчас было раннее утро, и из-за восходящего солнца снежный хребет походил на хагжитский шербет — был нежно-розового оттенка. Внизу, в долинах, лежали облака. Это было нереальное зрелище. Мы словно парили над миром, и дорога, по которой шли, все больше и больше приближала нас к ледникам. Я уже видел их сползающие с гор бело-голубые языки, мерцавшие на солнце, точно холодное пламя.

Ветер пах яркой свежестью и в то же время терпким левкоем, то успокаивался, то вновь начинал носиться по лугам и склонам с игривой беспечностью щенка. Я зарядил арбалет под удивленным взглядом цыгана.

— Решил заняться охотой, страж?

— Несколько дней назад я встретил иных существ. Они сказали, что где-то здесь живет ругару.

— Ты им веришь?

— Им незачем было врать.

— Ругару?! — возопил Проповедник. — Чертов оборотень, прости Господи! И ты говоришь об этом только сейчас?!

Мне пришлось проигнорировать его.

— Ты не спешил поделиться со мной этой информацией, — сказал Роман.

— Ругару мог оказаться и ты. Пока я не увидел кольцо, не был уверен в том, что передо мной не оборотень.

— Людвиг, я оскорблен! Мне-то ты мог сказать сразу! Пугало же ведь знало! По роже его вижу, что знало! Какое преступное наплевательство! — между тем продолжал распаляться Проповедник. — А еще друг называется!

— Вполне разумно, — рассмеялся легат кардинала. — Вот только ты не подумал, что кольцо я мог снять с какого-нибудь путника, а потом сочинить всю эту историю?

— Бесстыдство! — Проповедник, взмахивая руками, удалялся. — Какому-то цыгану заблудшему рассказал, а мне — нет!

Я проводил его сутулую фигуру взглядом, затем повернулся к Роману:

— Кольцо и одежда — возможно. Но история с Вионом — сомнительно. К тому же сейчас полнолуние, и ночью я не заметил, чтобы ты обрастал шерстью.

Он вновь рассмеялся и сказал:

— Ну, надеюсь, что тебя все-таки обманули. Встречаться с тварями ночи не входит в мои планы.

К вечеру мы подошли к плато, заросшему замшелыми каменными грибами. Здесь выл пронзительный холодный ветер. На склоны опустился туман, вязкий и влажный, застилающий глаза, лезущий в рот, пахнущий едкой пряной травой и заманивающий к пропастям, которых вокруг тропы было великое множество. Вернувшийся Проповедник, все еще обиженный, ворчал, что темнеет и пора делать привал.

— Надо остановиться, — согласился я. — Или костей не соберем.

Роман подул на ладонь, и вокруг нас закружились какие-то насекомые, излучавшие ярко-желтый огонь, свет которого разогнал туман, отразился от шершавых поверхностей каменных грибов.

— Мать-заступница! Святой Коломан и все его мучители! Это не церковная магия! — подпрыгнул Проповедник.

Пугало остановилось да пригляделось к моему спутнику получше.

— Церковный легат, знающий древние языки, да еще и колдун к тому же. На службе у кардинала Урбана. Ты полон сюрпризов, Роман.

— Как и ты, Людвиг, — вернул он мне комплимент. — Его высокопреосвященство несколько раз говорил о тебе и твоих друзьях.

Мне это не слишком понравилось, но я сказал:

— Надеюсь, только хорошее.

— Кардинал помнит, кому он обязан жизнью, когда был еще епископом. А это, — небрежный кивок в сторону летающих насекомых, — всего лишь детские шалости. Уверен, что другие колдуны, которых ты, вне всякого сомнения, знаешь, способны на гораздо большее.

— Людвиг, спроси, есть ли у него патент? — подал «идею» Проповедник и тут же смутился, поняв, что сморозил несусветную чушь.

Разумеется, у легата кардинала должен быть патент Церкви, разрешающий заниматься волшебством.

— Не буду спорить, — ответил я цыгану. — Но люди твоей профессии обычно пользуются церковной магией, а не той, что считается темной.

— Только истинно верующий, свято отдающий себя всего Господу, способен на чистое, не запятнанное пороком волшебство. Я слишком слаб духом и полон сомнений, для того чтобы Господь проявил ко мне милость и наградил таким даром. Но и тот, что есть у меня, верно служит Церкви и Господу. Тебя это смущает?

— Меня давно уже ничто не смущает.

Он усмехнулся:

— Да, стражи порой не гнушаются пользоваться услугами тех, кого иные считают запятнанными. Ваши цели оправдывают те средства, которые вы используете для сражений с темными душами. Я готов это понять.

Он пошел вперед, освещая мрачную дорогу, и я поспешил за ним, не желая оставаться в тумане, который охотящейся кошкой следовал за нами, держась границы круга света.

— Ты собираешься не останавливаться всю ночь? — Я не убирал рук с арбалета.

— Ниже есть землянка, где летом иногда живут пастухи. Заночуем под крышей и с комфортом.

— Как далеко?

— Пока мы, точно святые, шествуем среди облаков, ничего конкретного сказать не могу. Часа полтора ходу.

Эти полтора часа были удивительно длинными, и я вздохнул с облегчением, когда мы начали спуск с плато.

Черная проворная тень спрыгнула с вершины каменного гриба. Я, будучи настороже, крикнул, предупреждая Романа. Вскинул арбалет.

Косматая туша с длинной зубастой мордой в один прыжок оказалась передо мной. Колючей голодной злобой сверкнули золотистые глаза. Но он не бросился на меня — внезапно извернувшись всем телом, взмыл в воздух и прыгнул на цыгана.

Клацнули страшные челюсти, тут же облако сияющих насекомых взорвалось, их прозрачные крылышки разлетелись в стороны, упав на землю точно снежинки, а ругару проехал по земле добрый десяток ярдов, сильно ударившись боком о камень. Проповедник верещал, чтобы я немедленно бежал и спасался, но я даже не подумал об этом.

Цыган стоял на коленях, оборотень, отброшенный магией, вставал на четвереньки, оглушенный атакой. Я прицелился, выстрелил и попал, судя по тому, как взвыл нападавший. Он встал на задние ноги, повернул ко мне оскаленную морду, но цыган швырнул с открытой ладони нечто чернильно-черное, и ругару снова прыгнул, но теперь уже не на нас, а во мрак, подальше от колдовства.

— Господи спаси! Господи спаси! Господи спаси! — молился Проповедник.

Пугало молитвы не жаловало, поэтому просто наблюдало за всем происходящим со стороны и, судя по его виду, было крайне довольно случившейся скоротечной схваткой.