Блэки Хол - Sindroma unicuma. Книга 2.

Эльза активно замахала рукой, привлекая внимание Мелёшина. Девица явно набивалась к нему в пару, но препод сделал проще: список с фамилиями разбил на две части и образовал пары сначала из первого списка, зачитывая фамилию сверху и снизу, а потом взялся за второй список.

Эльзе выпало судьбою, вернее, преподавательской волею, изучать разочарование с неким Ляповатым. Судя по её лицу, соответствующему теме исследования, результаты обещали быть успешными.

Одно за другим отлетали скука, гнев, нежность, паника, ненависть, презрение и череда прочих эмоциональных процессов. По рядам прокатывались смешки, когда из очереди вылетели любовь и экстаз, доставшись каким-то несчастным.

- А удовольствие будут изучать Мелёшин...

В рядах оживились.

- ... и Папена.

Позади меня засмеялись парни:

- Говорят, Мэл - специалист по изучению удовольствия во всех видах и позах.

Мелёшин с невозмутимым видом карябал что-то в тетради, а Эльза окатила меня убийственным взглядом.

Капе, собравшему по приходу на консультацию порцию приветственных рукопожатий, по итогам преподавательской жеребьевки достались раскаяние и компания девушки-старосты другой группы. Что ж, у парня наработан богатый опыт по этой части, поэтому ему не составит труда выполнить работу.

Я снова вернулась взглядом к Мэлу, а мыслями - к утренней стычке в общепите. В ней Мелёшин поставил себя выше установленных правил, применив заклинание на глазах у десятков свидетелей. Дегонского же, не поддавшегося на провокацию, нельзя назвать трусом. Кто знает, вдруг, в отличие от самоуверенного Мэла, ему бы не сошло с рук ответное заклинание, и его в два счета выперли бы из института за нарушение студенческого кодекса?

Покуда я размышляла, Дегонский постепенно рос в моих глазах, превращаясь в дальновидного парня, не ставшего раздувать конфликт из разумной предосторожности, в то время как Мелёшин, сидя на другой чаше весов моего правосудия, опускался все ниже и ниже с адским хохотом, и постепенно у него появились хвост, рога и копыта, нарисованные фантазией. В конце концов, принципиальность Мэла в отношении личного едового места выглядит смешной. Сдался ему этот стол в углу!

После консультации я нагнала Мэла в коридоре.

- Чего тебе, Папена? Я тороплюсь, - сказал он, оглядываясь по сторонам.

- Ты подстроил исследование в паре по элементарке?

- Папена, твое мнение о себе выше, чем есть на самом деле, - сделал скучное лицо Мелёшин. - Мне без разницы, что и с кем изучать.

- Понятно.

Я развернулась, чтобы уйти, но вспомнила и спросила:

- Утром, в столовой... Вы с Дегонским на полном серьезе говорили... ну... о парке?

- Я похож на шутника? - прищурился Мэл. - Смотрю, ты распереживалась за него. Или за меня?

- Больно надо.

- Странно. Я ждал, когда бросишься защищать Дегонского как настоящая альтруистка, - сказал насмешливо Мелёшин. - Нимб блестит - глазам больно.

- Ты спровоцировал его. Зачем?

- Хочешь заступиться? - спросил Мэл с легкой издевкой и предложил: - Заступись. Попроси за него у меня.

- Почему у тебя? Это у Дегонского я должна просить за твою линялую шкурку.

- А ты попросишь? - заинтересовался Мелёшин. - Все-таки беспокоишься обо мне?

Умеет же человек запутать и развернуть разговор задом.

- Я не то хотела сказать. Дегонский имеет право вызвать тебя в парк, а не ты его.

- Не вызовет. Остынет, подумает, посоветуется. Еще раз подумает и откажется. А я - нет.

Сказал - и точка. Своими словами Мэл подтвердил намерения в отношении кудрявого. С непонятной целью на пустом месте устроил конфликт, а теперь пытался и меня втянуть в него.

- У тебя есть время подумать, - обронил Мелёшин и удалился.

Следом энергично и громогласно отлетела консультация у Стопятнадцатого, из которой я не поняла больше половины в силу многократного эха. По окончанию занятия подошла к декану, собирающему высокую стопку из рефератов, сданных должниками и, протянув брошюрку, соврала, не моргнув глазом:

- Спасибо, Генрих Генрихович. Очень помогло.

- Прекрасно, - ответил Стопятнадцатый. - Где же вы оставили книжку на ночь?

- В архиве, - ложь полилась рекой. - А с утра забрала.

- Хорошо, что не забываете об ответственности. Сами понимаете, если бы страж задержал при входе, мало того, что позора не обрались, так исключили бы сразу и без объяснений. Вы поступили дальновидно, милочка.

Незаслуженная похвала пристыдила. Теперь я с Монькой повязана преступной нитью толщиной с канат. Совесть повелела мне вздохнуть тяжко и покаяться:

- Генрих Генрихович, вчера в оранжереях случилась неприятная история...

- Знаю, - кивнул декан и огладил бородку.

- Откуда? - вскинулась я и увяла. Конечно же, безобразие, оставшееся после объедалова, было трудно не заметить.

- Вашего участия, вернее, причастности, не установлено, - объяснил терпеливо мужчина, взял рефераты под мышку, и мы пошли, разговаривая по пути. - Вы действовали, правильно оценив обстановку. Лаборант Матусевич нарушил правила и покинул место, не закончив работу.

- Он не виноват, честно-честно! Я постучала, а он вышел и надышался... а потом мы... Неужели всю вину возложат на него? - спросила с мольбой.

- У Матусевича выявились смягчающие обстоятельства. Оказалось, больше полугода он находился на грани нервного срыва, в котором косвенно виноват Максимилиан Эммануилович.

- Каким образом? - изумилась я.

- Единоличным решением поставил под сомнение актуальность диссертации Матусевича, которая, кстати, при необходимом материальном оснащении обещает стать революционной вехой в висорике.

- Значит, камнееды все-таки нужные? - воскликнула я, не в силах удержать радость от известия Стопятнадцатого.

- Нужные, - засмеялся мужчина. - Экая вы, Эва Карловна, беспокойная.

- А уборка? Мы там... ну... порядочно...

- Наели? - улыбнулся декан. - Меня порадует, если употребленные вами оранжерейные наработки пойдут на пользу организму.

- Спасибо, Генрих Генрихович! - крикнула я, убегая.

- Мне-то за что? - пожал он плечами. - В следующий раз мойте руки перед едой!

Желудок уркнул, пробудившись после спячки. Где там сухарики в нашей сумке?

На очереди стоял обед в обществе пресветлых персон, четко давших понять всему институту, что столик в углу столовой неприкосновенен. Бесконечная карусель, начинающая навевать на меня тоску.

В холле на глаза попался Петя, разговаривавший с другом у святого Списуила. Собеседник Пети в точности походил на него фигурою, и я тут же решила, что парни ходят на одни и те же тренировки.

- Привет! - не стесняясь, присоединилась к маленькой компании.