Башня. Новый Ковчег-3 - Ольга Скляренко
Глава 2. Кир
Это было до ужаса странно — услышать, что о нём, именно о нём, говорят те, кто, казалось, особо его и не замечал. Ну то есть, когда нужно было заметить — объяснить ему терпеливым и слегка покровительственным тоном, как пятилетке, о чём можно говорить, а что следует держать в тайне, — тут, конечно, до него снисходили. А в остальных случаях, обращали не больше внимания, чем на предмет интерьера. И вот теперь, ну надо же.
Кир вжался спиной в стену и прислушался.
— …тебе, Боря, всё смешно, а вот скажи мне, а какого чёрта я вообще должен его одобрять, этого Шорохова, — голос Савельева звучал достаточно бодро и уверенно, Павел Григорьевич быстро шёл на поправку. — Во-первых, как ты понимаешь, меня никто не спрашивал. А во-вторых… ну что это за выбор, честное слово.
— Ну, Паш, я понимаю, когда дочь взрослеет — это всегда тяжело.
От ненавистного голоса Литвинова Кир инстинктивно поморщился, тот, как всегда, говорил насмешливо и медленно, смакуя каждое слово.
— Да ни черта ты не понимаешь, Боря. Откуда тебе это знать? Вот родишь свою дочь, тогда и поговорим. И потом… дело же не в том, взрослая Ника или нет, хотя какая она, к чёрту взрослая. Девчонка. А тут этот … гопник…
— А мне он кажется забавным. Этакий юный романтический герой из девичьих грёз, вечно рвущийся совершать подвиги.
— Вот именно. Вечно рвущийся и вечно влипающий чёрт знает во что. Знаю я таких людей — сначала делают, а только потом думают. Если вообще думают. Нет, Нику можно понять — история, как в романе, он её спас, практически. От тебя, Боря, между прочим, спас. Тут ни одно девичье сердце равнодушным не останется. Опять же мордашка смазливая, отваги полные штаны. Где уж тут устоять? Но дальше-то что?
— Разберутся, как-нибудь, чего ты переживаешь.
— Да ни черта они не разберутся. Поналомают на эмоциях дров, а потом всю жизнь будут расхлёбывать.
— Паш, ну чего сразу и поналомают? Ника у тебя девушка умная, не чета этому оболтусу… вытянет.
— Да почему она должна его вытягивать-то? Боря, они разные. Из разных миров, понимаешь?
— Эвона куда тебя занесло, — протянул Литвинов. — Из разных миров. Принцесса из надоблачного яруса и отщепенец из нижних теплиц. А тебе не кажется, Паша, что в тебе сейчас говорит твоя голубая кровь?
— Какая, к чертям собачим, голубая кровь?
— Ладно, ладно, не горячись. Просто я вспомнил, как матушка твоя, светлая ей память, о нас с Анной отзывалась. Как бишь это? А, точно. Сын официантки и садовничья дочка. Неподходящая компания для отпрыска благородного рода Андреевых.
— Да причём тут это? Я же не про происхождение или там про богатство. Ты же знаешь прекрасно, что плевать я на все эти условности хотел. Я, между прочим, и сам на семьдесят четвёртом жил, когда на станции работал, и рабочими людьми не гнушаюсь. А тут другое. Он ей не пара не потому, что родители у него бедные и с нижних этажей. Я видел его отца. Толковый мужик, в одном из цехов у Величко работает, там дураков не держат. А этот… драки, наркотики… Что у него общего может быть с моей дочерью? Я, когда всё это у них началось, грешным делом, его документы посмотрел. Он же в теплицы попал не потому, что из неподходящей семьи родом. У него оценки по всем предметам — без слёз не взглянешь. Он и книжек, небось, не читает. Да и не старается особо. Отправили после интерната в теплицы, он там и застрял. И так бы там и сидел, если бы не Ника. И не Анна, конечно.
— Ну, Анна же не зря его в себе взяла. Значит, разглядела потенциал. Не совсем, может, он безнадежен.
— Борь, ты что, Анну не знаешь? Для неё помогать сирым и убогим — норма жизни, она без этого не может. Увидела, что Нике он небезразличен, вот и пристроила этого оболтуса к себе. А сам он так бы и копался в грядках с помидорами всю жизнь… Борь, понимаешь, они не ровня именно поэтому. У него цели нет, мечты. Ну и мозгов, конечно, тоже нет, — Павел Григорьевич вздохнул.
— Строг ты, Паша, даже чересчур. Ума там, конечно, небогато, но ведь Ника-то не просто так его выбрала. И потом, противоположности притягиваются.
— Это в физике они притягиваются. Отрицательные заряды к положительным. А в жизни я, Боря, в мезальянсы не верю. Насмотрелся в своё время на эти мезальянсы. На родителей своих, которые вот так же, притянулись на эмоциях и по дури, а потом всю жизнь страдали. И я вместе с ними. Так что, как хочешь, а Шорохова я не одобряю. Да и Ника уже, кажется, поумнела, слава богу.
— Да? Дала парню от ворот поворот? Жаль пацана. Новый-то хоть тебя устраивает? Он из нашего мира, как ты выразился? Или никто не достоин твоей принцессы?
— С новым, вроде бы, получше. Хотя и тут без сюрпризов не обошлось. Знаешь, чьим он оказался сыном?
— Даже боюсь предположить, — хмыкнул Литвинов.
— Сыном Мельникова! Приёмным, правда, но это мне уж точно без разницы.
Литвинов расхохотался.
— Ох, Ника! Ну даёт!
— Что ты ржёшь? Весело тебе? — Савельев, обычно такой выдержанный, говорил всё больше и больше распаляясь. — А мне вот ни хрена не до смеха. Я вообще поначалу, когда понял, с кем Ника встречается, даже решил, что неспроста всё это. И Мельников таким способом…
— Да нет, Паш, это уже паранойя чистой воды.
— Паранойя, говоришь? А то, что мы тут с тобой, как звери в клетке вынуждены сидеть, это тоже паранойя? Стреляли в меня тоже не взаправду?
— Ну всё, будет тебе, Паша. Разошёлся. Совпадение, безусловно, очень странное. Но, знаешь, я скорее поверю в то, что за всем этим стоит твой застенчивый рохля-кузен Ставицкий, чем допущу, что Мельников подсунул Нике своего сынка, чтобы шпионить за тобой. Хотя, конечно, совсем со счетов это сбрасывать не стоит.
Далее разговор свернул на
