Отверженный. Дилогия (СИ) - Опсокополос Алексис

Солнце к этому моменту уже окончательно скрылось за лесом, а в дополнение к ливню подул холодный пронзительный ветер. Насквозь промокшие мы сильно замёрзли, и нам очень хотелось подойти к этим незнакомцам и попросить у них помощи. Но мы понимали: делать это нельзя.

Веселиться в лесу могли как добропорядочные граждане, так и бандиты. К тому же мы уже выехали из Санкт-Петербургской губернии и находились на территории губернии Вологодской. А в ней, как и в любом другом регионе, контролируемом людьми, преступность была высокой. По крайней мере, мне так об этом рассказывали в лицее.

Таким образом, за помощью мы обратиться однозначно не могли, но и уйти оттуда, чтобы продолжить плутать по лесу — было глупо. Сейчас мы хотя бы видели широкую просеку, ведущую куда-то от этого места. Возможно, к настоящей дороге.

Из всех вариантов самым реальным казалось — дождаться, когда хоть немного стихнет ливень и пойти по просеке от дома в надежде, что в итоге она выведет к какой-нибудь крупной дороге.

В какой-то момент я даже подумал о том, чтобы угнать внедорожник, когда все напьются и уснут, но быстро отогнал эту шальную мысль. Судя по дороговизне представленных на стоянке возле домика моделей, все они были с самой навороченной защитой от угона. Поэтому на рассмотрение варианта с машиной время тратить не стоило. Разве что у кого-нибудь в багажнике можно было поискать велосипед.

Веселье было в самом разгаре, и на его спад в ближайшие два-три часа надеяться не стоило. Поэтому я предложил Миле осмотреть территорию вокруг домика и поискать какое-нибудь временное укрытие от дождя.

Осторожно обойдя дом по большому кругу, мы обнаружили к северу от него ещё одно сооружение, с виду похожее на баню или совсем маленький гостевой домик. Подошли к нему поближе. При ближайшем рассмотрении строение оказалось баней. И в ней кто-то был.

— Как же я им завидую, — с тоской сказала Мила, поёжившись от холода. — У них там тепло.

— Это да, — согласился я. — Там тепло. И ветра нет. А на улице холодно, и впереди ночь. Станет ещё холоднее, а сколько нам идти до помощи — неизвестно. К тому же в этих местах ночью есть риск встретить диких зверей.

— Что предлагаешь? — спросила Мила.

— Дождаться, когда они уйдут из бани, окончательно добьют себя выпивкой и завалятся спать. Тогда мы сможем проникнуть в баню, отогреться и, возможно, пересидеть в ней до утра. Может, даже пару часиков поспать.

— Отогреться бы не помешало, — согласилась девушка. — Но если они уйдут, а потом опять решать попариться?

— Не исключено, но шансов немного. Мы же не полезем туда сразу. Дождёмся, когда они спать лягут или перепьются до неходячего состояния. В любом случае других вариантов я не вижу.

— Согласна, давай ждать.

И мы стали ждать, спрятавшись от потоков воды под раскидистым дубом. Правда, дерево нам ничем не помогло. Дождь лил как из ведра, да и ветер усилился. И если я ещё держался, то промокшая насквозь Мила уже тряслась от холода так, что я отчётливо слышал довольно громкое постукивание её зубов. Мне стало не по себе.

Я подошёл к девушке и крепко её обнял, не сказав ни слова, стараясь прижаться грудью к её спине так, чтобы максимально прикрыть от холода и ветра. Выглядело это двусмысленно, но у меня в голове не было никаких мыслей, кроме как, немного согреть замёрзшую девчонку. Мила поняла меня правильно, ничего не сказала, и лишь сжалась в комочек, чтобы мне было легче её прикрывать.

Пережив смертельную опасность и выбравшись совместными усилиями из, казалось бы, безвыходной ситуации, мы, несмотря на недолгое знакомство, ощущали себя если не родственными душами, то уж точно очень близкими… людьми, которые стояли, обнявшись под дождём, молчали и ждали.

Глава 5

Князь Николай Константинович Седов-Белозерский ходил по своему кабинету в родовом имении в Павловске и курил трубку. Супруга его Ольга Николаевна относилась к этой привычке крайне негативно, но князь курением не злоупотреблял. Он брал трубку в руки редко — либо по причине отличного настроения, либо, наоборот, когда на душе скребли кошки. В этот вечер имел место второй вариант.

Супруги рядом не было, высказать в очередной раз мнение о вреде табака было некому, зато с минуты на минуту должен были прибыть родной брат Ольги Николаевны — князь Волошин, Владимир Николаевич.

Видеться с шурином Николай Константинович не очень-то и хотел. Более того, князь Седов-Белозерский откровенно недолюбливал шурина за его либеральные взгляды и излишнюю толерантность по отношению к оркам и людям. Волошин часто критиковал эльфийские устои и принципиально ездил на «Мерседесе», машине, мало того, что нероссийской, так ещё и произведённой кланом швабских орков.

Но накануне Владимир Николаевич оказал семье Седовых-Белозерских большую услугу — отвёз к омбудсмену попавшего в так называемую выбраковку старшего сына Романа, а два часа назад неожиданно позвонил и попросил о встрече — отказать в сложившейся ситуации было бы крайне некрасиво.

Выбраковка оказалась тяжёлым ударом для рода. На Романа, первого наследника, возлагались большие надежды. Он был гордостью семьи, идеальным эльфом: умным, сдержанным, невозмутимым — самая что ни на есть белая кость и голубая кровь.

Николай Константинович с нетерпением ждал, когда в сыне пробудится Сила, и Роман получит Дар, чтобы потихоньку вводить наследника в курс дел рода и клана — и тут такое. Это был тяжёлый удар. Даже несмотря на эльфийскую выдержку и железную волю, князю пришлось нелегко. Нервы подводили — в руках была уже пятая трубка за день.

Разговаривать ни с кем не хотелось. Дела и без того шли в последнее время не очень хорошо, недруги клана уже даже поговаривали за спинами, что, мол, один из самых могущественных родов Санкт-Петербурга и России уже не тот. И вдогонку к этому всему выбраковка. И ладно, если бы к этому были хоть какие-то предпосылки, но их не было — Роман рос и воспитывался идеальным эльфом. Почему Сила определила ему стать человеком — стало загадкой для всех.

Открылась дверь, в кабинет вошёл князь Волошин, слегка преклонил голову и сказал:

— Моё почтение, Николай Константинович!

— Приветствую, Владимир Николаевич! — ответил хозяин кабинета. — Проходи! Присаживайся! Как здоровье?

— Твоими молитвами! А ты, я смотрю, о здоровье не сильно печёшься?

Волошин кивнул на трубку, Николай Константинович пожал плечами и выпустил очередное кольцо дыма. Дежурный обмен любезностями князья закрепили рукопожатием, гость прошёл к дивану и присел. После чего сразу же задал очень неприятный вопрос:

— Николай, ты хочешь знать, что с твоим сыном?

Князю Седову-Белозерскому не хотелось разговаривать на эту тему, но всё же он нашёл в себе силы и довольно сдержанно ответил:

— Я надеюсь, с ним всё хорошо. Сегодня приезжал представитель омбудсмена, привёз бумаги, я их подписал и распорядился платить по всем предоставляемым счетам.

— Счета счетами, но неужели тебе его не жалко? — похоже, Волошин с какой-то целью решил вывести зятя из себя.

— Он жив и здоров и сейчас находится среди подобных себе, — сухо ответил Николай Константинович. — А вот тебе, как я посмотрю, его действительно жалко.

— Увы, ты ошибаешься. Рад бы пожалеть, да не могу. Папенька мой в своё время вытравил из меня это чувство, как и из моей сестры. Так сказать, в лучших традициях эльфийского воспитания. Но мне жаль, что мне не жаль Романа. Прошу прощения за такой каламбур. Впрочем, поговорить я пришёл не о жалости, а совершенно на другую тему.

— Тогда, может, к ней и перейдём?

— Перейдём, — согласился Волошин, он встал с дивана, подошёл к зятю и спросил его, глядя в глаза: — Николай, тебе не кажется, что в наше время разбрасываться одарёнными как минимум глупо?

— Не нам с тобой это решать! И с чего ты решил, что Роман — одарённый?

— С того, извини за грубость выражения, что он результат идеальный селекции! Два наших рода — самые чистые и самые сильные среди эльфов России, а он первый, кто родился в результате смешения наших кровей!