Грани Чести (СИ) - Щукин Иван

– Ну… – как-то даже растерялся я.

– А может это тебе стоило побольше времени уделять боевым искусствам, а не висеть на перекладине как девчонка? Вспомнить, что ты боярин? Пусть не по рождению, но всё же. Сколько лет ты уже в роду? Семь? И всё ещё не нашел свои яйца? Да, я помню что мать тебя пыталась оградить от всего на свете. Но её больше нет! А из-за твоей безалаберности и никчемности, из-за нежелания развиваться и становиться мужиком… Эх, – разочарованно махнул он рукой. – Ладно, забыли. Дело твоё. Только помни, что в следующий раз ты так же не сможешь за себя постоять. И снова будешь бит. А то и убит.

Мне было стыдно! Ведь по сути Иван Васильевич прав. На все сто прав. Стоило Маркусу перебороть страх, плотнее заняться своей подготовкой и пару раз дать сдачи разным уродам, и никто бы на него не напал. Просто не было бы причины для этого. А мне теперь приходится сидеть и краснеть за чужие грехи. А напавшие… Если бы они просто Марка попинали и унизили, то я бы понял. Это мир такой, со своими законами, намного более жесткими, чем были в моём прежнем. Но дело в том, что взгляд того маньяка до сих пор стоит у меня перед глазами. Он не наказывал Марка, он убивал. И, самое поганое, наслаждался этим убийством и беспомощностью жертвы. А так как жертвой в какой-то мере был я, то и отомстить придется тоже мне.

– Ладно, – Иван Васильевич хлопнул ладонями по столу, показывая, что разговор подошел к концу. – Найти мы их найдем. И накажем. Но это уже не твоя забота. Насчет переезда – я заеду завтра на рассвете. Будь готов. И Ваське не говори пока. Уж очень она горяча да вспыльчива. Наломает дров не разобравшись.

– Хорошо, – кивнул я, поднимаясь. Мысль о том, чтобы пожить отдельно, мне откровенно нравилась. Намного легче будет адаптироваться. Уж слишком моё поведение отлично от прежнего владельца тела.

– Маркус, ещё один вопрос, – заставил меня остановиться голос боярина. – Почему ты говоришь без акцента?

Чёрт! И что ответить? Валить всё на посттравматический синдром? Так это с тётей Ириной прокатит, а не с таким зубром, как глава Средней ветви.

– Так всё равно уже заметили все, – неопределенно развел я руками.

– То есть, раньше ты притворялся?

Мне осталось лишь кивнуть.

– Зачем?

– Так жить легче.

– Объясни, – приказным тоном произнес Иван Васильевич, сверля меня взглядом.

– Я слабый, – вздохнул я. – Но при этом боярич. Соответственно каждый подросток в гимназии захочет самоутвердиться за мой счет. А когда я говорю с акцентом, то окружающие видят перед собой иностранца, к которому по определению относятся иначе, чем к соотечественнику. Как к чудику. А чудиков трогать не принято.

– Но ведь трогали, – уточнил боярин, прищурившись. Причем я совсем не понимал, верит ли он в этот бред, или нет.

– Не так уж и часто.

– Хорошо, иди, – после непродолжительного молчания велел он. – Собирай вещи. Ирине я скажу, чтобы разбудила тебя ко времени.

Интерлюдия 2

Шаги Маркуса давно стихли, а Иван Васильевич всё так же сидел в беседке и размышлял. А подумать было о чём.

Разговор с Маркусом пошёл совсем не так как планировалось. Точнее – этот разговор вообще никто и не собирался планировать. Боярин рассчитывал, что просто велит пацану готовиться к переезду, тот, как всегда, испуганно согласиться и всё.

Вот только не ожидал Иван Васильевич, что с приёмышем произошли такие перемены. И перемены ли? Может быть, это и есть его истинное лицо, а всё, что было раньше – притворство? Как он там сказал – так жить легче? Хм. А ведь действительно к иностранцам русские относятся иначе. Снисходительнее, что ли.

Это что же получается? Маркус умнее, чем все его считали? А может он ещё и смелее?

Боярин задумчиво подергал себя за ус и хмыкнул. Очень даже может быть. Вспомнить хотя бы, как прошел разговор. Парень определенно боялся, Иван Васильевич это видел, но при этом пытался что-то требовать, настаивать на своём, а потом ещё и честью попрекнул. Его, старого боярина, попрекнул! И ведь в точку попал, гадёныш! За живое задел! Иван Васильевич впервые за много лет понял, что ему стыдно. Стыдно за то, что он выполняет приказ главы рода, и не ищет этих поганцев, которые совсем страх потеряли. Это надо же! Поднять руку на представителя Старшей семьи! Да за это всю их родню вырезать мало! В назидание другим детям боярским. И не важно, что досталось именно Маркусу. Он Дёмин! Официально! И только другие Дёмины могут решать его судьбу!

И зря Миша боится, что такое могли сотворить их внуки. Ни Илья, ни Славка до такого не опустятся. Если бы они захотели проучить приёмыша, то не стали собирать толпу прихлебателей.

– Слушаю тебя, Ирина, – отвлекся от своих мыслей боярин, почувствовав присутствие ключницы. Она стояла за высокой живой изгородью и не решалась потревожить его покой.

– Боярин, может вам поесть собрать? – несмело спросила женщина, показавшись ему на глаза. – Я сегодня рыбку запекла. Вкусную.

– Спасибо за заботу, Ирина Велемировна, но сыт я, – слегка склонил голову боярин, выказывая уважение. И вдруг резко добавил: – Говори, зачем пришла!

Ирина вздрогнула от неожиданности, растерялась, но лишь на секунду. Упрямо поджав губы и сделав шаг вперед, она низко поклонилась, задев землю рукой, и заговорила:

– Именем Макоши тебя прошу, Иван Васильевич! Не губи мальчика! Пропадет он без рода, ты же знаешь.

– Что же ты Ирина именем бабьей богини за воя просишь? – с жесткой усмешкой на губах спросил боярин. – Аль хочешь ты, чтобы он навечно под юбкой твоей остался.

– Да какой он вой, Иван Васильевич?! – не сдавалась женщина. – Юнак он несмышленый. Глупый, да беспомощный. И добрый. А для воина доброта – это вред один. Вы злые все!

Последние слова Ирина произнесла с вызовом и упреком, уже без тени страха глядя на боярина. Но Дёмин к её удивлению не вспылил, а наоборот – рассмеялся.

– Иди, Ирина. И не бойся. Ничего я с твоим Маркушкой не сделаю.

– А переезд как же? – упрямо спросила ключница.

– Так надо, женщина! – уже без тени улыбки отрезал боярин. – Для его же блага. Сама видела, что с ним сделали.

– Нашли их? – словно не замечая перемены в настроении собеседника, задала очередной вопрос женщина.

– Найдем, – по-волчьи ощерился Иван Васильевич. И веско добавил: – Обещаю.

– Благодарю за беседу, боярин, – ещё раз склонилась в поклоне женщина. – Прости за дерзость мою.

– Ступай, Ирина Велемировна. Не держу я зла.

Не дожидаясь, когда ключница уйдет, Иван Васильевич поднялся и по неприметной тропинке пошел к воротам. Дойдя до своего экипажа он бросил заспанному кучеру короткое «домой», расслабленно растекся по удобному сидению и покачал головой, дивясь поведению Ирины.

Смелая женщина. Очень смелая. Мало того, что вообще решилась его о чём-то просить, так ещё и на своём настаивала. Совсем как Маркус до этого. И ведь не испугалась репутации боярина, именем которого последний год в посёлке разве что детей не пугают.

Неистовый безумец – так его теперь за глаза называют. И ведь верно зовут. Почти. Неистовый – несомненно. Ибо есть цель отомстить. Отомстить, не считаясь ни с чем. А безумие… Иван Васильевич прошел по самому его краю. В тот день, когда на его глазах живьем сгорели жёны, дети и внуки. И лишь он один выжил. Стоял, закованный в ледяную глыбу, и смотрел, как погибают самые дорогие люди.

Вдвойне повезло тогда Михаилу. И в том, что был он в столице, вместе с одной из жён и не сгорел с остальной роднёй. И в том, что Иван смог немного прийти в себя до его приезда. Иначе убил бы. Сгоряча. За то, что всё случилось в доме сына Михаила Васильевича. И никто не знал, кого винить.

В тот день безумие коснулось его разума и ушло. Ушло, чтобы иногда прорываться спонтанными выбросами Силы. Как сейчас, когда внутренняя обивка экипажа покрылась льдом, кучер привычно запахнулся в тулуп, а лошади понесли быстрее, чтобы согреться.

К приезду домой Иван Васильевич немного успокоился, усилием воли задавив нахлынувшие воспоминания и их последствия. Но от предложенного прислугой ужина отказался. Вместо этого велел вызвать Дмитрия, своего самого смышленого помощника, поднялся в рабочий кабинет и набулькал большой стакан «Филатовского» коньяка. Несколько секунд посверлил его ненавидящим взглядом и быстро, чтобы не передумать, опрокинул в рот, не чувствуя вкуса элитного напитка. И лишь когда алкогольное тепло разлилось по венам, временно вытесняя поселившуюся там стужу, смог чуть-чуть расслабиться и распрямить сведенные ненавистью пальцы.