Андрей Лазарчук - Темный мир
И что-то подобное, только по масштабу меньше, было лет пять спустя на Кольском. По три стороны границы – у нас, в Финляндии и в Норвегии – точно так же люди теряли память и куда-то шли и прятались. Но тогда безумие охватило человек семьдесят.
Как раз в тот день на Дальнем Востоке сбили корейский «боинг».
А пока мы плыли в гости к саамской ведьме.
– Смотри! – вдруг показал вперед Хайям.
Я обернулся. В полосе прибрежных деревьев наметился провал, а через секунду я увидел башни. Черные мшистые параллелепипеды стояли почти рядом, как столбы ворот. Они были повыше прибрежных сосен, а значит – метров по двадцать пять.
– Что это? – крикнул я деду, показывая на столбы.
Он молча кивнул и намного повернул лодку, чтобы мы подплыли поближе. Я вытащил фотоаппарат.
В общем, это был вход в канал и, наверное, ворота шлюза. Когда мы совсем медленно проплыли перед ними, в перспективе не то чтобы обозначилась, но как-то наметилась прямая просека – все, что от канала осталось. Я до упора выкатил зум и сделал несколько снимков самого столба и черной чугунной доски на нем – чтобы под разным углом легло освещение. Все равно букв почти не удалось разобрать… Но что-то смущало глаз.
Насколько позволяло разрешение экранчика, я увеличил снимок. Вот что меня зацепило почти сразу: я не увидел швов между камнями или кирпичами! Казалось, оба столба высечены из цельного камня.
– Терхо Петрович! – закричал я. – А можно подплыть вплотную?
Он приглушил мотор.
– Что?
– Подплыть! Вплотную! Потрогать!
– Опасно! Камни под водой – острые. Пробьют лодку. Нет, с воды нельзя. Только с суши.
– Эти столбы – они правда из цельного камня?
– А то как же! Видно же даже отсюда.
– А что на доске написано, кто-нибудь прочитал?
– Прочитали, прочитали, есть еще грамотные, не все в город переехали. Только я не помню. Барон Виттенберг и еще что-то. Тысяча восемьсот тридцатый… Вернемся, Муру спросим, у нее все записано. Кто строил, когда строил. Поплыли, а то, не дай бог, изанда налетит, всем плохо будет…
– Что налетит?
– Ветер продольный, волну разгонит! Захлестнет с краями!
На небе развернулся уже веер из загибающихся перьев.
И мы поплыли поскорее, лодка даже приподняла нос. Вода журчала под днищем – будто шумел по камням ручей.
7
– Я посчитал, – сказал чуть погодя Хайям. – Каждый столб весит десять тысяч тонн. Плюс-минус тысяча.
– И что? – не сразу понял я.
– Как? – спросил Хайям.
И действительно, как?
Я оглянулся. Ворота канала были уже почти не видны. Небо в той стороне потемнело.
– Гром-камень весил полторы, – сказал я. – Да уж. Методика описана, и тут ее явно не применяли… Наверное, это природная скала, ее просто обработали. Скололи лишнее. Другого объяснения не нахожу. Поэтому и острые камни на дне…
– …на входе в канал, – подхватил Хайям. Он, когда был в ударе, во все врубался с полоборота.
– Похоже, что канал так и не достроили, – сказал я. – «Епифанские шлюзы». Таких историй могло быть много.
– С другой стороны, перемещение и стотонных, и четырехсоттонных каменных блоков в истории зафиксировано. Опять же, совершенно непонятно, как предки это делали. Я имею в виду Баальбек и почему-то забываемую всеми Храмовую гору. Когда Ирод реконструировал храм, в основание стены были положены брусья по двести тонн. А дома стояли от места стройки метрах в сорока. Вот этого я вообще вообразить не могу…
– Ему, как и Соломону, помогала нечистая сила, – сказал я.
– Тогда, может, и здесь? – Хайям кивнул за плечо.
– Почему бы нет? – сказал я. – Места глухие, никто не заметит…
Озеро тем временем резко сузилось, поднялось отвесными берегами и свернуло влево. Если что, подумал я, тут и на берег не выбраться. Как бы в ответ на эту мысль мотор закашлялся, а сзади налетел ветер – не очень сильный, но неожиданно холодный.
Дед приглушил мотор, дал ему поработать на самых малых, потом погонял на высоких, прислушался. Крикнул Хайяму:
– Покачай!
– Что?
– Вон тот насос!
Рядом с Хайямом и впрямь обнаружилась рукоять насоса, похожего на велосипедный. Он качнул несколько раз, и мотор заработал ровно.
– Легкая рука! – сказал дед. – Космонавтом станешь!
– Да я как-то не собирался… – растерялся вдруг Хайям.
– Кто тебя спрашивать будет! Повестку вручат, и полетишь! Как наш Парракас полетел!
– Кто?
– Парракас! Пес наш! А, хотя нет, его на войну взяли. А на Луну лайка Орава полетела – с соседнего хутора. Потом ее на самолете куда-то увезли, чтоб никому ничего не рассказывала…
Орава – по-карельски «Белка». Так рождается фольклор, если кто не в курсе.
Наконец озеро стало рекой с островами, и вскоре мы причалили к добротным лиственным мосткам. У мостков качалась ободранная и помятая алюминиевая лодка. Маленький моторчик без кожуха был поднят из воды, и красный трехлопастной его винт мне что-то напомнил – что-то чрезвычайно неприятное…
Ведьма предстала перед нами из сумрака деловитой теткой средних лет, по-своему симпатичной, с узким лицом, светлыми локонами ниже плеч, ироничным ртом. Из ведьмачьего у нее были только желтые глаза и смутно знакомые мне значки на отделке длинного платья и передника – светлых, почти белых.
(—Ух ты, – сказал Хайям. – А почему вы в белом?
– А это, гостек, чтоб кровососов не привлекать, – ласково сказала ведьма.
– Кровососов… – медленно сказал Хайям и задумался.)
Звали ее Ириной Тойвовной.
Дед на правах завсегдатая пошел поколоть дров, да и задремал. Ведьма стремительно вздула самовар, мы попили чертовски забористого настоя каких-то листьев, травы, сушеных соцветий черемухи и, кажется, коры или корешков: у напитка был легкий смолистый привкус. Всякую усталость сняло на счет «раз»… К чаю было сдобное печенье и мед.
Потом фольклористы остались сидеть за столом и записывать заговоры, наговоры, привороты и обереги, а я с позволения хозяйки начал изучать хозяйство.
Дом был не совсем типичный для здешних мест – он скорее напоминал поморскую избу, только размером поменьше раза в два: с высоким полуподвалом, галереей-верандой, обитаемым чердаком и разноскатной крышей, выстланной дранкой. За печью – настоящей финской, с камельком – обнаружился теплый клозет (на лето, правда, закрытый). Поленница за домом внушала уважение – как, впрочем, и бензопила, висевшая тут же на столбе. В стойле дремали две лошадки с огромными, как у пони, челками, а запах и похрюкивание выдавали наличие где-то неподалеку свинарника. Отдельно в стороне стоял лабаз «на курьей ноге» – высоком, в два роста, опаленном пне.
По правилам, следовало полностью дом промерить и в масштабе перенести на миллиметровку. Это такой геморрой, что и представить себе невозможно. Если не верите или хотите произнести речь про ленивых студентов, попробуйте для начала изобразить хотя бы собственный квартирный санузел плюс кухню. Если вам повезло и вы живете в хрущевке со скошенными стенами, вам будет особенно интересно. Как человек тертый, я по этой самой причине миллиметровку нарочно забыл, а если бы ее взял кто-то другой, утопил бы или случайно использовал на растопку, поскольку изначально планировал обойтись подробным фотографированием с приложением рулетки; рулетка у меня яркая, широкая, все будет прекрасно видно. Жилой этаж, подвал с приличным запасом прошлогодней картошки и всяческими солениями на полках, чердак – не захламленный, как это обычно для старых домов, где живут долго-долго, а почти пустой – разделенный на три объема, причем центральный вполне мог бы послужить еще одной комнатой. Возможно, раньше тут кто-то и жил… Три сундука – кажется, старинные ящики из-под снарядов – стояли под стеной, я хотел спуститься и испросить позволения заглянуть в них, но из горницы доносился распев Ирины Тойвовны, я решил не отвлекать ее, а потом про сундуки, к сожалению, забыл. Возможно, в них ничего и не было: старые половики, драный тулупчик… а возможно, и сокровища: книги, расписные тарелки, иконы… В глухих местах на чердаках настоящие клады попадаются. Уже и легенды складывают и про сами уники, обнаруженные под горой ветоши, и про лихих людей, которые рыщут по заповедным местам в надежде обскакать на лихом своем коне краеведов и накладывают загребущую лапу на все, в чем мерещатся им будущие килотонны баксов. Противно, если честно. Черные археологи – конечно, гады. Но они хоть мертвых грабят, которые сраму не имут и вообще на нас особо внимания уже не обращают. А эта вот погань, плюнем на легенды, действительно есть, почему-то паразиты у нас очень быстро заводятся, и грабит она живых людей, обычно пожилых и совершенно беззащитных. И тащит она из чужих домов то, что за деньги-то не продать, а ценность имеет невыразимую: для тех, кого обокрали. Чаще всего иконы, конечно. Новодел, копеечный, только на базаре сбыть, а у людей в этом память, да не одного поколения…
