Татьяна Каменская - Ожидание

Да и не одна Ника почувствовала это, а кажется все женщины, до этого дружно и громко галдевшие, вдруг все разом смолкли, и в здании наступила тишина.

— Ну, вот и хорошо! — опять улыбнулся председатель. — А то я вам тут нового товарища в коллектив привел, а вы показываете ему свою невоспитанность!

— А мы бабы деревенские! Откуда нам культуре учиться! Всю жизнь, почитай, среди ёлок живём, да коровам хвосты крутим. Совсем одичали! — с вызовом произнесла моло-дая симпатичная женщина в белой косыночке, низко повязанной на лбу, и оттого ве-роятно выгодно выделяя красиво выщипанные тонкие брови- ниточки.

Женщина стояла у стойки, на которой висели чистые ведра для воды. Опираясь од-ной рукой на деревянную перегородку, другой рукой подбоченясь, и гордо вскинув голо-ву, словно делая вызов кому-то.

— Ох, Катерина, и язык у тебя! Словно поганое помело, и укоротить то его некому! Вздохнул председатель, а женщины вдруг захихикали и наклонившись, что — то зашепта-ли одна другой.

— А вот вы бы и нашли нам такого укротителя! А то всё возите нам этих немощных городских тюх, которые даже ведро с водой поднять не могут! — с презрением глядя на Ни-ку, бросила симпатичная молодуха, и, захватив пустые ведра, пошла к входным воро-там, нарочито громко гремя ведрами, и демонстративно покачивая своими округлыми бедрами, туго обтянутыми тёмно- синим халатом.

Ника вдруг узнала в этой красивой молодой женщине ту, что стояла тогда, первого сентябре на дороге, и смотрела на неё взглядом победителя! Так вот почему Анатолий испугался, когда она сказала, что идёт работать телятницей на ферму. Вон оно что! Вот где зарыта собака! Ну что же делать, может оно и к лучшему…

— Ну и как? Вы не раздумали насчёт работы здесь на ферме? — спросил Нику пред-седатель, но она упрямо покачала головой.

— Вот и хорошо! А наставницей у вас будет Полина Фёдоровна! Наша уважаемая и заслуженная работница! — обратился председатель к пожилой женщине, сидевшей у большого деревянного стола, почерневшего от долгого времени.

— Так что Вероника Антоновна, можете оставаться, и познакомиться со всем, что вас интересует.

Но прежде чем уйти, председатель посмотрел на Нику почему-то жалостливо, и произ-нёс участливо:

— А может, через месяцок и впрямь медсестрой пойдёте работать?

Ника неопределённо пожала плечами, а мужчина вдруг весело хохотнул, и живо пово-рачиваясь к женщинам, воскликнул:

— Ну, бабоньки ладно! Не обижайте новенькую. Учите всему, что знаете сами. Авось вас обгонит в работе!

Махнув рукой, он быстро пошёл к выходу, а через минуту громко скрипнувшая дверь, и шум отъезжающей автомашины возвестил о том, что теперь Ника по настоящему должна влиться в новый коллектив.

Вероника, улыбнувшись, оглядела притихших женщин, и робко присела на стул, что сто-ял возле стола. А женщины, словно очнувшись, опять заговорили разом, но теперь уже об-ращаясь к ней. Они спрашивали, она отвечала. Откуда приехала, где прежде жила и кем работала, сколько детей. Но когда, кто-то спросил про мужа, Ника потемнела лицом и нехотя ответила:

— Он работает здесь механиком…

И все разом опять замолчали, а затем вдруг стали потихоньку расходиться.

— Ну, пойдем и мы! Если будешь у нас работать, то знай, что уже давно пора кормить телят! — проговорила Полина Федоровна, и, кряхтя, поднялась со стула.

— Да! — вдруг, словно о чем-то вспомнив, проговорила она в раздумье: — А на Катерину много внимания не обращай. Змея, она и есть змея!

Две недели прошло с того момента, когда Ника переступила порог этого длинного унылого здания. Конечно, всё было необычно для неё в новой работе. Поначалу, она смотрела, как женщины, как — бы шутя, несут на вилах огромную охапку сена, или раз-гружают машину с мешками комбикорма. Мешок легко взлетает женщине на плечи, и вот она уже с шутками и прибаутками несёт его и сбрасывает затем на помост. Кажется, что эти пять метров преодолеваются с удивительной легкостью, так что Ника, не раздумы-вая, становится к борту машины, и вот ей на плечо уже ложится огромный и неимоверно тяжелый мешок.

Ника замирает, словно раздумывая, нести или сбросить с себя эту неимоверную тяжесть, но вдруг она замечает, что на неё смотрят все, кто находится рядом. Смотрят с усмешкой, с иронией, с надеждой, что она не выдержит, сломается, упадёт…

Злость поднимается в душе Ники, она с гневом смотрит на молоденького парня шофёра, который ухватился за низ мешка, и с довольным видом показывает, что якобы поддержи-вает его, не давая упасть, толи мешку, толи Нике.

— Ну, отпусти! — грубо командует Ника, и парень с удивленной ухмылкой отпускает мешок.

Она идёт медленно, ноги её так дрожат, что становится стыдно до слёз, и обидно, за себя, за собственную немощность, за то, что оказывается права Катерина. Тяжело городским "тюхам", очень тяжело привыкать к деревенской жизни, к труду, к всеобщему вниманию, и к той иронии, что сквозит во взглядах этих женщин и мужчин, всю жизнь проживших в деревне, и привычных к тяжелому каждодневному труду.

Стиснув зубы, сквозь силу, заставляет она себя идти. Ей надо идти, ей нельзя казаться слабой, и пусть смотрят на неё все, а в первую очередь та красивая молодая женщина, в глазах которой Ника постоянно видит вызов. Скинув с плеч мешок, она ощущает счастье освобождения! Но сзади её уже вновь кто-то подталкивает мешком, и Ника, вздохнув об-реченно, поворачивается и идёт опять к машине. Но тут она чувствует, как её тянут за рукав халата…

— Идём Вероника, отдохнём! Хватит тебе на сегодня!

Добрые глаза Полины Фёдоровны смеются, и Ника улыбается в ответ пожилой женщине.

— Пока поберегись! Не пытайся нас удивить! Мы бабы деревенские, и вам городским, не угнаться за нами. А надорваться очень даже просто. Даже всё той — же охапкой сена.

Ника смущенно опускает глаза, и, по-девчоночьи заливается краской стыда. Она вспо-минает, как в первый день своей работы попробовала принести на вилах солому для под-стилки телятам. Кое-как, подняла она вилы вверх и медленно пошла к загончику. Её мо-тало по всему проходу, от одной стойке к другой, а в итоге, в конце концов, на вилах ос-тался висеть лишь небольшой желтый пучок. Зато весь проход был усыпан соломой, ко-торая умудрилась повиснуть даже на тонких перегородках загона. Но это было уже давно, за это время Ника научилась носить на вилах вороха сена и соломы, поэтому не стоит, ве-роятно, уже смущаться и стыдится того, что можно просто отнести в разряд смешных не-лепостей. Теперь она ко всему привыкла. Даже к тяжелому труду!

И ранний утренний подъем уже не ей в тягость. Самое тяжелое и неприятное, как ка-залось Нике, это была дорога на ферму, что расположилась далеко от деревни, километра два, и шла через лес. Проходя через лес, Ника каждый раз со страхом вглядывалась в ог-ромные темные силуэты мохнатых елей, стоящих плотной стеной по обе стороны дороги. Она понимала, что страхи её необоснованны, и даже по детски глупы и наивны, но оз-ноб покрывал ледяной коркой её тело, страх рождал дрожь в коленях, и безумное ощу-щение собственной ничтожности перед природой. И чувство одиночества тогда вполза-ло в её душу, и хотелось спрятаться от него под одной из этих мохнатых елей, что вно-сили сумятицу в её душу. Спрятаться, закрыть глаза и сидеть там тихо — тихо, обманы-вая природу, обманывая себя, обманывая всех…