Сергей Карпущенко - Месть Владигора

— Лук! Дайте мне скорее лук! — прокричал бывший тесть синегорского князя. — Стрелу с бронебойным наконечником скорее!

Один из воинов охраны быстро исполнил его требование, и, едва синегорский князь приблизился на расстояние выстрела, Грунлаф, оттянув тетиву до уха, почти не целясь выпустил стрелу, угодившую, правда, не во Владигора, а в грудь его лошади, взвившейся на дыбы с храпом и ржанием. Задние ноги ее подкосились, и Владигор вместе с нею рухнул на землю.

С трудом он выбрался из перепутавшихся стремянных ремней, но не отбежал назад из страха, что пронзят его стрелой, а, напротив, твердой поступью зашагал к стене. На руке Владигора не было даже щита, но насупленные брови красноречиво свидетельствовали о том, что шутить с ним не стоит.

И Грунлаф, не смея более натянуть лук, смотрел как завороженный на смело ступающего Владигора, не узнавая в его обличии черт прежнего синегорского правителя. Хоть и раньше Грунлаф считал Владигора одним из красивейших мужчин всех окрестных земель, но теперь его бывший зять был особенно красив, точно убеждение в собственной силе дало его кудрям возможность стать волнистыми, а губам и щекам — приобрести нежный румянец.

— Грунлаф! — воскликнул Владигор, приблизившись к стене настолько, что даже плохой лучник без труда пронзил бы его стрелой. — Я прощаю тебе смерть моего коня! Разучился ты, видно, стрелять, и это тебе не на пользу пойдет! Знай, что я пришел отомстить за Ладор, за мой вынужденный уход из столицы предков! Ох и жестоко я собрался мстить! Пустень уже мой! Ладор я тоже верну при помощи нового оружия, дарованного мне самим Небом! Предлагаю тебе и прочим князишкам — Гилуну, Старко и Пересею: станьте моими слугами, дружинниками, ибо Небо уже признало меня императором, то есть властителем всех ближайших земель, а может статься, и всего мира! Не сдадитесь — умерщвлю безо всякой жалости все ваше войско! Много пролью я крови, которая будет на совести твоей! Отвечай сейчас же — иного случая договориться не будет!

Грозно прозвучала речь Владигора, но разве мог согласиться князь-витязь Грунлаф на столь постыдные условия? Не размышляя и пары мгновений, все еще держа в руках лук, он, перегнувшись через забороло, ответил:

— Щенок ты синегорский! Кому грозишь?! Победил ты Пустень лишь потому, что там не было меня, а иначе бежал бы от стен моей столицы, наложив в штаны! Беги же от Ладора, молокосос, не то будет смерть твоя лютой! Все припомню тебе! И не смей впредь пугать меня! Помни, что в земле синегорской такие же водятся черви, как и везде, и не прочь они полакомиться княжеским мяском, как и всяким другим!

Владигор вспыхнул, резко повернулся и пошел к своим, а Гилун, Старко и Пересей над ним смеялись, и даже Путислава хохотала, довольная тем, что удалось задеть за живое убийцу ее дорогого мужа. Впрочем, мигом посерьезнев, она сказала Грунлафу:

— Князь, погляди-ка, не узнаешь знакомца своего? Вон, в высоком шлеме, на коне. Бронь еще на себя надел, а брюхо толстое, — того и гляди, доспех порвет железный!

— Кто же это? — спросил Грунлаф. — По роже судя, иноземец. Никогда его не видел прежде.

— Не видел! А то не знаешь, что Крас-чародей обличья свои меняет, точно мы, бабы, платье споднее, так же часто. Он-то и научил Владигора делать зелье!

— Да нет, не он, — засомневался Грунлаф. — Зачем же Красу на сторону Владигорову переметнуться понадобилось? Он мне всегда служил, хотя и не всегда хорошему учил. К тому же ненавистник он Белуна, учителя Владигора. Или?..

И тут его осенило: «А вдруг и впрямь это Крас? Ведь как переменился Владигор! Стал высокомерен, чванлив, грозит жестокостями. Может быть, именно для этого и стал Крас его наставником? Губит он людей!»

Но тут же и сомнение закралось в его душу: «Нет, быть не может! Не стал бы Крас время терять на это. Иноземец это просто, и ученость Владигору передал за серебро…»

А меж тем Владигор, оскорбленный смелой речью Грунлафа, отдал приказ:

— Сегодня же к этой куче навозной с ложным приступом пойдем! Но только к вечеру это нужно делать, будто не лукавим мы, а все по-настоящему задумали вершить! К тому же сумрак вечерний даст нам случай показать во всей своей страшной красе оружие наше.

Никто не пытался возражать князю, но некоторым показалось странным, что назвал он Ладор навозной кучей. Даже при наличии в нем врагов сравнение такое дружинникам бывалым показалось неуместным.

Когда сумерки серой пеленой окутали предместья Ладора, на поле, в ту сторону, куда сегодня утром подъезжал Владигор со свитой, потянулись цепочками люди, а вслед за ними заскрипели телеги. За телегами, пригибаясь, шли воины. В полумраке сложно было разобрать, что там везут такое: то ли остовы полупостроенных домов, то ли приспособления для народных гульбищ — вроде качелей.

У стены ладорской, проникнув через тайные двери в городницах, густой толпой стояли борейцы в облачении военном. В первом ряду — самострельщики. Произведя выстрел, они должны были отойти, чтоб и лучники показали свое искусство, хоть стрелять в темноте было весьма неудобно.

Вожди с лучшими дружинниками находились здесь же, внизу, у стен. Особым геройством у них считалось повстречаться с врагом в пешем бою, а поэтому кто с одним копьем стоял, кто с мечом, а кто с секирой.

— Как только поближе подойдут, стреляйте зажигательными стрелами по бочкам! — приказал Грунлаф самострельщикам, уже обвязавшим наконечники болтов [11] паклей со смолой и ждавших команды, чтобы запалить их от тлеющих в прихваченных для боя котелках.

Воин, стоявший ближе всех к Грунлафу, вглядевшись в темноту, сказал:

— Княже, а что ж это такое?.. Будто глаза у них горят… Уж не песеголовцев ли они набрали? Тогда худо будет! Вот, может быть, о каком оружии бают…

Грунлаф, сам заметивший непонятные огни, железной хваткой стиснул запястье воина. Тот даже вскрикнул тихонько:

— Ой, княже…

Грунлаф прошептал:

— Еще слово — и проткну кинжалом! Не песеголовцы это — люди. С новым оружием сюда идут. — И вдруг закричал так, чтобы все услышали: — Огненными стрелами стреляйте по бочкам! Да скорее, скорее!

Мигом вспыхнули десятки стрел. Борейцы уж насторожили тетивы, так что оставалось лишь положить на ложу горящую стрелу, и, посланная толстой, тугой тетивой, она бы понеслась в сторону приближающихся обозов, Но случилось странное: раздирая вечернюю тишину странным шипением, освещая сумрак вертящимся в воздухе огнем, в сторону борейцев полетело что-то.

— Это головы песеголовцев! — прокричали сразу несколько голосов. Видно, слух об участии в войске Владигора нечисти проник в сознание ратников и мелких дружинников.