Леонид Бутяков - Владигор

— В физическом отношении он почти не отличается от обычных людей. Владигор может погибнуть, однако даже обстоятельства его смерти будут иметь огромное значение для последующего развития этого мира. И он обязательно возродится — в иной ипостаси, в других эпохах. Правда, с условием того, что сможет достичь определенных вершин духа уже в своем первом — сегодняшнем — воплощении. Это понятно?

— Почти, — кивнул Овсень. — Дозволь последний вопрос: знает ли Владигор истинную суть своего предназначения?

Белун отрицательно покачал головой, одновременно выставив сильнейший заслон в своем сознании. Он умолчал о том, что вырождение грозит прежде всего чародейскому искусству, что поражение Владигора равнозначно их гибели… Намекни он на такой исход, как повели бы себя собратья? Нет, он не боялся предательства. Но смогли бы они бороться с Триглавом с прежней мощью зная, что зависят от простых человеческих слабостей? Ведь Владигор был всего-навсего человеком, хотя и посвященным в Стражи Времени…

Чародеи покидали Белый Замок привычными для себя способами. Только на сей раз, хотя внешне и сохраняли полное спокойствие, внутренне были напряжены и готовы к любым неожиданностям.

Гвидор, вполголоса беседуя с Алатыром о достоинствах ладанейских и недостатках савроматских жеребцов, вышел с ним на ажурный балкончик у сверкающего шпиля Аметистовой башни. Чуть помедлив, он с якобы небрежной силой разломил пространственный объем под ними. В то же мгновение оба чародея исчезли — и вновь появились уже на берегу искусственного озера, охраняемого крепкими стенами Золотого Замка Гвидора. Отсюда Алатыр, поблагодарив Гвидора за помощь, перенесся в неприметную избу на окраине Замостья. Если за ним и попытался увязаться чужой, то теперь уж наверняка сбился со следа.

Добран сразу, не прибегая к подобным хитростям, отправился на берег Аракоса — в ильмерский надел воеводы Фотия. Ильмер был его чародейской вотчиной. Так ему ли, почитателю Сварога, на своей же земле кого-то остерегаться? Пусть только посмеет вынюхивать да разведывать — быстро узнает, что Добран не всегда имени своему соответствует! Внимательно прослушав окружающее пространство, старый чародей гордо вскинул голову: нет, как он и думал, чужой не решился за ним последовать.

Зарема и Овсень расстались у ворот Белого Замка.

Молодой чародей был изрядно смущен той бестактностью, которую допустил во время прямого магического общения, хотя старательно делал вид, что ничего особенного не случилось. В конце концов, Белун тоже не совсем прав: мог бы предупредить, что собратья не должны пытаться проникнуть сквозь поставленные в его сознании заслоны… Зарема прекрасно догадывалась о чувствах, которые испытывал Овсень, и понимала, что более всего он хотел бы сейчас побыть один. Поэтому, хотя состояние молодого собрата продолжало ее беспокоить, не стала навязываться в провожатые. В ответ на его холодновато-учтивый прощальный поклон она улыбнулась и, махнув рукой, мгновенно перенеслась в свои лесные чертоги. Позднее Зарема не раз корила себя за эту поспешность…

Овсень с облегчением вздохнул и произнес формулу возвращения. Но вдруг оказался в совершенно чуждом для себя месте — среди каменных руин какого-то древнего и непонятного сооружения, омываемых свинцовыми волнами. Он стоял на самом краю гранитного уступа, обрывающегося над океанской бездной. Чьи это были владения и почему его сюда занесло? Нахмурившись, Овсень повторил заклинание, стараясь не допустить новой ошибки. Удар черной молнии был ему ответом… Вслед за ударом разразился дикий хохот, который сразу объяснил чародею его положение.

— Проклятый Злыдень? Ты решил захватить меня, чтобы…

Договорить он не смог: ледяные оковы замкнули его уста, незримая плеть хлестнула по груди и удавкой обвила горло.

Собрав все свои силы, чародей кончиками сведенных Дорогой пальцев начертал в воздухе пылающий символ освобождения — круг, рассеченный волнистой линией.

Несколько мгновений Овсеню казалось, что вот-вот он вырвется, одолев железную хватку Злыдня. Он даже ощутил, как дрогнула гранитная скала под его ногами. Однако пылающий символ быстро поблек, а затем окончательно растаял, будто ученический рисунок, стертый с прибрежного песка безжалостной океанской волной.

И тут же его пронзила новая боль — ни с чем не сравнимая, поскольку она была гораздо страшнее телесных мук. Овсень почувствовал, как холодные когтистые щупальца Злыдня начинают проникать в потаенные глубины его мозга. Он отчаянно сопротивлялся этому вторжению, но понимал тщетность своей борьбы. Еще немного — и Злыдень полностью овладеет им. Все намерения чародейского синклита станут известны Злой Силе, и что тогда спасет Братские княжества? И разве не самым ужасным позором будет навеки запятнано его имя?

— Не бывать этому! — Овсень возопил на всех мысленных уровнях, доступных ему.— Нет! Нет!..

Вероятно, этот безумный вопль оказался столь мощным и неудержимым, что даже Злыдень, почти завладевший сознанием чародея, на какое-то время был оглушен — и ослабил жестокую ледяную хватку.

— Прости меня, Сварожич,— прохрипел Овсень свои предсмертные слова, обращенные к богу.

И без раздумий шагнул с высокой скалы в океанскую бездну.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

СВОБОДНАЯ СИЛА

У погоста завоет собака, серый филин взлетит не спеша… Треснет мрамор — и выйдет из мрака неприкаянная душа.

Никого из живых не встревожив на своем неоглядном пути, не встречая родных и похожих, в даль иную она полетит.

Не в лучах золотого светила, не в изрубленных ядрах комет — полетит как свободная сила, не имеющая примет.

Станут звезды яснее и ближе. И тогда, замерев у окна, к небу взор подниму и увижу — как божественно светит она!

1. Падение Удока

Владигор и сам не ожидал, что за каких-нибудь три десятка дней его ватага увеличится до пяти сотен бойцов. Впрочем, все они вряд ли могли всерьез называться бойцами, поскольку большинство умели орудовать лишь вилами и косами. В крепких мужицких руках, между прочим, тоже весьма грозное оружие… Но можно ли с ним выступить против прекрасно подготовленных и отлично вооруженных борейцев? Выхода он не видел, кроме единственного — быстрейшее нападение!

Самым удивительным было то, что Климога пока не предпринял никаких действий против обнаглевшей черни, появившейся буквально у него в подбрюшье. Возможно ли было, что просто не знал?