Александр Бушков - Колдунья

— Я, пожалуй, доверю вам, — сказала она и отошла к Топоркову. Пока кавалергард (сущая верста коломенская) отмерял по обе стороны от барьера по десять шагов, она тихонько спросила: — Снова что-то не так, Василь Денисыч?

— Да не пойму я ни черта, — шепотом же ответил Топорков. — Он тебя не в пример порослее, значит, и расстояние получится больше… но вот к чему сей факт привязать и как его сочетать со всем прочим? Ничего я не понимаю! Впечатление такое, что их ничего и не заботит, кроме возможности произвести выстрел — а в остальном такая путаница, что замысел, если он есть, мне решительно непонятен… Дурость какая-то. Кипи Крюков злобой, твердо намереваясь убить, настаивал бы, чтобы твоими шагами мерили, чтоб расстояние было меньше… Ничего не понимаю… А, что там, пора!

Ольга огляделась. Поодаль стояли три кареты — кучеры, вытянув шеи с козел, азартно наблюдали за подготовкой. Рядом без всякого волнения прохаживался доктор, маленький человечек в черном. Дуэлянты, как им и полагалось, находились далеко друг от друга по разные стороны барьера. Стояла тишина, солнце было еще высоко на небе, день выдался безветренный…

Ольгу вдруг что-то неприятно укололо, она вскинула голову, огляделась, но ничего не увидела. А меж тем, подобный укол кое о чем свидетельствовал…

— К барьеру! — зычно провозгласил Топорков.

Дуэлянты, уже с пистолетами в руках, остановились в десяти шагах от барьера каждый. Ольга во все глаза смотрела на поручика Крюкова, якобы прежестоко обиженного предназначавшейся другому эпиграммой: самый обыкновенный офицер, ничего похожего на злобного интригана, ничего демонического в лице, наоборот, выглядит чуточку смущенным и вроде бы нервничает…

— Начинайте! — крикнул кавалергард.

Противники стали поднимать пистолеты…

Ольга едва не ахнула в голос. За правым плечом поручика Крюкова маячила высокая черная фигура неясных очертаний, словно бы окутанная густой дымкой или туманом, — как Ольга ни вглядывалась, и глазами, и особенным образом, не смогла рассмотреть четких очертаний. Нечто высокое, на голову выше Крюкова, чрезвычайно худое и словно бы приплющенное с боков, как гороховый стручок…

Как бы там ни было, но более всего это создание походило на человека: две ноги (больше похожие, правда, на птичьи лапы), две руки (тоже крючковатые, худые) и подобие головы, в верхней части которой остро посверкивали синим три глаза. Фигура эта была настолько реальна, что Ольга в первый миг поразилась, отчего она не вызывает удивления и недоуменных возгласов у остальных, и только потом сообразила, что они ее попросту не видят.

А потом думать уже было некогда — черная фигура ухватила под запястье руку Крюкова с пистолетом, стала ее поднимать, определенно помогая безошибочно навести пистолет… Вот она, разгадка! Только ей, Ольге, доступная!

Ольга ударила в то самое подобие головы, собрав всю свою силу, словно шпагой ударила, вонзая лезвие до эфеса; все ее умение было вложено в этот удар, вся ярость…

Как будто ее настиг некий рикошет — в лицо ударило тугим порывом ветра, все тело на миг охватил жар, по суставам, по нервам, по коже прошла мгновенная мучительная дрожь, непонятная, болезненная… Но там, где только что стояло чудовищное создание, уже расплывался высокий клуб черного дыма, еще сохранявший отдаленное сходство с человеческой фигурой.

Громыхнул выстрел Крюкова — но его рука с пистолетом была нелепо, высоко задрана в воздух, и пуля туго прожужжала где-то на уровне верхушек ближайших деревьев.

У Ольги от непонятной встряски подкосились ноги, перед глазами на миг все поплыло. Топорков — очевидно, истолковав это по-своему, — подхватил ее за локоть железными пальцами и страшным голосом прошипел:

— Держись, корнет, что ты, как баба… Учись, брат!

Она справилась с собой неимоверным усилием, выпрямилась, глядя во все глаза. Дуэлянты, как и следовало ожидать, стояли на прежних местах. У Крюкова был вид человека, готового вот-вот упасть в обморок самым позорным образом: дрожа всем телом, он резко пошатнулся, крупные капли пота поползли по его вискам, лицо побледнело.

Внимательно глянув на него и усмехнувшись, Алексей Сергеевич приподнял дуло пистолета и выстрелил в воздух. Опустив изящный кухенрейтер, громко осведомился:

— Господин Крюков, вы удовлетворены?

Тот кивнул, опустив глаза, все более заливаясь потом.

— Черт знает что! — воскликнул кавалергард. — Не узнаю Артемия. Зачем же нужно было огород городить?

— Может, он болен? — пожал плечами его приятель.

Ухмыляясь, Топорков спросил:

— Ну что же, господа, дуэль закончена? Насколько я могу судить, господин поручик совершенно недвусмысленно признал, что полностью удовлетворен… Хотя, помнится, кто-то из присутствующих выражал желание…

— Бросьте, Василь Денисыч! — в сердцах махнул рукой кавалергард. — Ничего не пойму, но в таком позорище я, помнится, не участвовал ни разу, и нет никакого желания это затягивать… Артемий, что с тобой? Доктор! Что вы стоите, ему определенно плохо!

Доктор, казалось, его не слышал — он застыл как вкопанный, уставясь на Ольгу с такой злобой, что его взгляд самым натуральным образом обжигал, ненависть ощущалась, как жар раскаленной печи. Теперь она не сомневалась, что именно этот маленький неприметный человечек, как две капли воды похожий на обычного, скучного, невыразительного немца-аптекаря из Литейной части, как раз и был причиной всех странностей.

— Доктор! — настойчиво звал кавалергард.

Тогда только человечек в черном опомнился, заторопился к поручику, которого уже поддерживал под локоть конногвардеец, с беспокойством заглядывая ему в лицо и твердя:

— Артемий! Артемий! Да что с тобой такое?

Появился флакон с нюхательной солью, еще что-то…

Насмешливо, с превосходством глядя на эту сцену, Топорков сказал громко:

— Полагаю, господа, в нашем присутствии нет более необходимости, так что позвольте откланяться. Где нас искать в случае такой необходимости, объяснять не стоит… Пойдемте, друзья?

Он подхватил ящик с пистолетами и первым направился к карете, насвистывая что-то бравурное. Ольга с трудом выдернула из земли саблю и отправила ее в ножны. Пальцы у нее еще подрагивали, и ноги слегка подкашивались — последствия удара и того сопротивления, с которым она столкнулась.

Когда карета отъехала, Топорков покачал головой:

— Действительно, позорище получилось редкостное… А ведь Крюков не трус, бретер известный… Пьян он был, что ли, до изумления или умом подвинулся? Ничего не понимаю.

— С глаз долой — из сердца вон, — сказал Алексей Сергеевич. — Все кончилось, и не стоит ломать голову. Что ты надулся, Василий Денисыч, как мышь на крупу? Ну не стрелять же мне было в него, такого…