Сергей Джевага - Посох для чародея

— Ты чего? — напал на меня Лек. — Я ж пошутил!

— Шутки у тебя, — покачал я головой. — Сдерживать себя надо.

— Ты какой-то не такой, — проворчал друг, глянул на меня исподлобья. — Ты что, втюрился?

Я хотел дать ему подзатыльник, даже замахнулся, но потом передумал. Пусть думает что хочет, его проблемы. Все равно не перевоспитаешь.

— А-а-а… — вскричал Лек торжествующе. — Точно втюрился! Ну у тебя губа не дура, Эскер. Если драться, так насмерть, если влюбляться, то в красавицу. Уважаю!

— Лек, заткнись, пожалуйста, — попросил я. — Знаешь такое слово — нельзя?

— Если очень хочется, то можно, — хохотнул друг. — Женщины бывают разные, но что-то их все-таки роднит…

Мы шли вдоль улицы, увиливая от лоточников и зазывал, что старательно втюхивали прохожим разные мелочи. Гент проснулся, жизнь бурлила и клокотала.

— Знаешь, меня с детства учили одному важному правилу — поступай с людьми так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой, — задумчиво сказал я. — Все сотворенное тобой возвращается к тебе же. Ты женишься, заведешь детей, а какой-то слюнявый хмырь будет лазить в окно к твоей дочери. Тебе бы это понравилось? Все должно быть иначе. К тому же есть одно «но» — я им не ровня. И этим все сказано.

Лек задумался, посерьезнел, но потом на веснушчатую физиономию вновь вернулось беззаботное выражение. Он махнул рукой, весело засмеялся.

— Я так и поступаю, — сказал он. — Так, как хочу, что бы девушки поступали со мной. А потом отдыхаю и снова по кругу. И так всю ночь.

— Ты неисправим, — хмыкнул я.

— А ты какой-то скучный, — отпарировал друг.- Bеселись, пока молодой, Эскер! Когда станешь старым и мудрым, тогда и будешь ворчать. Что, в голове что-то сдвинулось после ударов рыцаря? Так мы быстро все исправим, говорят — клин клином вышибать надо.

Лек кровожадно потер руки, картинно хрустнул пальцами.

— Ты-то откуда знаешь? — удивился я.

— Дык весь город только об этом и говорит, — воскликнул он. — Я как узнал, так сразу помчался к тебе, думал лекарей нанимать. А ты, оказывается, живехонек, сияешь как новая монетка. Молодец, урыл иноземною рыцаря, вбил в землю по волосатые ноздри.

— Дурак ты, Лек, — поморщился я.

— Ага, — согласился он с удовольствием. — Еще какой.

Хорошо ему, промелькнула мысль, он может позволить себе быть беззаботным. У него мир простой и понятный. Это меня затягивает в какую-то трясину, бросает из стороны в сторону, лупит по голове то одним, то другим. Уже и не знаю во что верить, как жить. Плохо, когда приходится становиться взрослым, еще хуже, когда это происходит быстро. Хотя… видывал я парняг, которые в сорок ведут себя словно пятилетние дети. Вообще-то страшно, когда в теле мужчины живет подросток, обладающий целым букетом малоприятных черт типа максимализма, жестокости, непримиримости, эгоизма. Отдельные экземпляры умудряются и в старости оставаться такими, боятся ответственности, как огня. Но это уже, как говорит Тох, патология.

Краем сознания я отмечал: Лек идет рядом, о чем-то болтает, шутит. Энергия не умещается в нем, переливается через край. Он аж подпрыгивает, жизнерадостно напевает что-то под нос. Идущие навстречу девушки машут ему ручками, шепчутся, хохочут. Мой друг приветливо кивает им, мне вполголоса «по секрету» рассказывает, что вон та черноволосая — горячая штучка, рыженькая так себе, а златовласка, даром что хорошо выглядит, в постели бревно бревном. Тут же начинает рассуждать о влиянии цвета волос на интеллект девушек, но отвлекается, глазеет на других представительниц противоположного пола, тычет локтем в мой бок, заговорщически подмигивает.

Воспоминания о Преисподней постоянно вертелись в голове. Меня то знобило, то опаляло огнем. Перед глазами стояло лицо Шеда, серое, измученное. Я тряс головой, отгоняя эти образы, но они возвращались. Умом я понимал, что нужно забыть и жить дальше, люди умирали всегда. Но в душе засела острая игла. При воспоминании про распотрошенного рыцаря меня мутило и мучила совесть. Ведь мог бы спасти Шеда, мог, если бы вспылил чуть раньше.

Я умудрился выжить в мире мертвых. А теперь вернулся в Гент, к своим проблемам, которые хочешь не хочешь, а решать надо. Хотя после пережитого они казались какими-то блеклыми, совершенно не важными. Тем не менее делать что-то было надо. И я даже знал что…

— Лек, — воскликнул я и резко остановился посреди улицы.

— Что? — тут же насторожился он.

— Нужна помощь.

— Всегда к твоим услугам, Эскер, — друг шутливо поклонился, уставился вопрошающе.

— Дуй в ближайший трактир и купи всякой снеди из расчета на три дня. Притащишь в мастерскую, положи на мой стол.

Я нащупал в кармане монеты — Мия переложила их из старых штанов, кинул Леку последний золотой. Друг недоверчиво посмотрел на желтый кругляш, изумленно поднял брови.

— Ты что, пир хочешь затеять? Логан не одобрит.

— Нет, — поморщился я и стал терпеливо объяснять: — Мне придется ночевать в мастерской несколько раз. Работы невпроворот. Сделаю хороший рывок, зато потом будет легче.

— Трудоголик, — с презрением процедил Лек. Скривился, словно съел таракана. — Губишь свою жизнь работой.

— Лек, очень надо, — тихо сказал я.

— Ну ладно, — он вздохнул, по-барски махнул ручкой, — помогу тебе в этом недостойном деле.

— Хорошо, — обрадовался я. — Беги пока в трактир, а я домой смотаюсь, надо кое-что захватить для работы.

— Небось книжки какие-то, — фыркнул Лек. — Вот зубрила…

Он говорил что-то еще, распекал меня на все лады, но я не стал слушать и быстрым шагом направился к дому. Уже без двадцати восемь, к началу рабочего дня все равно не успеть, но мастер Логан ругать не станет. Сам же дал мне свободу действий. Хотя старик порой забывается, отрицает то, что говорил буквально полчаса назад.

Город наполнился людьми. Они шли на работу, с работы, что-то делали, кричали, смеялись, шумели. Большой муравейник, наполненный бестолковым движением. Но мне не было дела до всего этого. В голове начал вырисовываться план, каким образом уладить все дела. Я напряженно обдумывал проблему, рассматривал ее со всех сторон. Ничего не видел вокруг, пару раз даже натыкался на прохожих, бормотал извинения. Вслед мне неслись ругательства. Какой-то детина поперек себя шире даже бросился догонять, чтобы научить уму-разуму, но дорогу ему перегородила телега, он завяз в толпе и, махнув рукой, отправился по своим делам.

Подходя, я увидел, что мне не повезло: у двери дома стоит тетушка Свара, смотрит хмуро, настороженно. Я напрягся, ожидая, что на меня вот-вот выльется поток отборнейшей брани, приготовился к обороне.