Владислав Русанов - Закатный ураган

Командир задумался. Для центуриона он выглядел слишком молодо. Рановато еще. Не поручат столь ответственный чин. В Приозерной империи с этим строго. Армейскую, а тем паче флотскую должность не приобретешь за мзду. Только опыт и безупречная служба. Скорее всего, парень – опцион – помощник центуриона. Потому и отправили на берег молодого, настырного – а ну-ка, покажи ум и смекалку.

– С «Волчком» мы разминулись третьего дня, – неуверенно проговорил он. – Капитан о вас не упоминал.

– Ему это невыгодно, – я продолжал напирать на Мария. – Бросивший людей на верную смерть не будет этим хвастаться.

– Сколько вас тут? – смягчился опцион.

– Четверо. Двое мужчин и две женщины.

– К берегу! – последние слова предназначались уже не мне, а гребцам. Ну и слава Сущему!

– А где четвертый? – вблизи мой собеседник выглядел еще моложе, чем на расстоянии. Едва-едва усы расти начали.

– Вот он, – я повернулся и указал на лежащего Терциела. Что-то неестественное в позе жреца заставило склониться над ним… Чародей был мертв. Он лежал, как и раньше, на спине. Только запрокинул костистый, обросший за время путешествия седой бородой подбородок к небу.

Опцион задышал за плечом:

– Так он же… Умер? – Потом увидел край светло-коричневого балахона, выглядывающий из-под покрывала. – Жрец? Из Храма?

– Жрец. Из Храма, – а что я должен скрывать? Мне стыдиться нечего.

– Откуда? – от удивления моряк забыл о своей должности, о необходимости сохранять уверенную невозмутимость. Его голос дрогнул совсем по-мальчишески. – Почему здесь?

– Долго объяснять.

– А объяснить придется, – степенно вмешался другой моряк. Седоватый, с нашивками десятника. – Жрец, да к тому же… – он посветил факелом. – К тому же Терциел, самое меньшее.

– Я охотно объясню все обстоятельства, которые привели нас на остров, – твердо сказал я. – И все лишения, которые мы перенесли здесь. Но позвольте сделать это уже на корабле?

– Хорошо! Пусть решает флагман, – опцион наконец-то принял решение. – В лодку. Сперва двое. Ты и ты, – он ткнул пальцем в меня и в Мак Кехту и вдруг осекся, выпучил глаза и просипел: – Перворожденная?

Бедняга. Он даже о приличиях забыл от изумления.

– Высокородная сида, ярлесса Мак Кехта, – торжественно объявил я, наслаждаясь возникшим на лицах моряков недоумением. Не иначе слава Мак Кехты, обгоняя ее, достигла и побережья великого Озера. А слава у феанни не из лучших. Вряд ли кто-то захочет подружиться с ней или познакомить с родными.

Однако молодой командир быстро взял себя в руки.

– Опцион Лаур к вашим услугам, благородная феанни, – он элегантно – насколько позволял нагрудник – поклонился. – Прошу на корабль.

Мак Кехта высокомерно, но в целом одобрительно кивнула и с королевским достоинством перешагнула борт яла. Небрежно бросила:

– Хьюэсэ салэх эхэн’э л’оор б’еес. Люди юга помнят хорошие манеры. Та ашт’эх. Я удивлена.

С трудом сдерживая улыбку, я «перевел»:

– Ее светлость благодарна тебе, опцион Лаур. Она принимает приглашение, – и добавил: – Пусть с ней поплывет девочка, – я указал на Гелку. – Я переправлюсь с Терциелом.

Озерник не возражал.

Ял обернулся туда и обратно очень быстро, как на крыльях.

И вот уже передо мной высокий борт дромона, окрашенный белым. Сверкающие позолотой щиты. И запах… Запах смолы, пропитывающей доски обшивки, терпкий дух начищенных бронзовых и медных ручек, накладок, набалдашников, горечью вара тянет от такелажа.

Двое солдат подали вверх носилки с мертвым жрецом. Перед смертью он совсем исхудал и весил, пожалуй, не больше четырнадцатилетнего ребенка. Я взобрался по веревочной лестнице.

Мак Кехта стояла у трапа, ведущего на кормовую надстройку, квартердек, и вела светскую беседу с тремя старшими офицерами флота – можно гордиться образованностью моих соотечественников, не каждого нобиля учат старшей речи. Я сразу определил их звания по белоснежным гребням на шлемах и пурпурной кайме выглядывающих из-под доспеха рукавов туник. Четвертым озерником, оживленно участвующим в разговоре, был невысокий мужчина годков около сорока, слишком темноволосый для жителя Империи, в простой одежде и с пергаментным свитком в руках. Тем не менее, осторожно приблизившись, я понял, кто здесь главный. Конечно, невзрачный человек, увлеченно засыпающий феанни вопросами, склонив голову к левому плечу.

Ученый? Один из преподавателей Вальонской Академии?

Очень может быть. Только с трудом верится, чтобы военные относились к ученому с таким почтением. Позволяли себя не замечать, перебивать…

Гелка, прятавшаяся до того за спину феанни, увидев меня, подбежала, ухватилась за рукав и замерла, чуть дыша. Собеседник Мак Кехты отвлекся, глянул на меня:

– Житель Севера? Замечательно!

Что он такого замечательного нашел в обитателях Севера? Нет, точно ученый. Они все слегка сдвинутые. Думают не о том, о чем положено думать обычным людям. Но, может, в этом и заключается их отличие? В способности мыслить вне привычных понятий, находить новые решения, ставить хитрые задачи и получать непростые ответы.

Я пожал плечами:

– Ну, житель…

– Замечательно! – повторил ученый. Он выговаривал это слово с таким вкусом, что волей-неволей хотелось верить. – Перворожденная и житель Севера! Я очень о многом должен вас расспросить.

– К твоим услугам, мастер… – слегка, чтоб не терять достоинства, поклонился я. Ну что еще ответишь книжнику? С ними как с больными нужно. Соглашаться, потакать.

– Мастер Луций, – низким голосом подсказал стоявший справа военный. Вот это глотка! В туман рога не нужно. Может сам оповещать встречные суда. – Я – капитан Серджий Торум, – добавил он. – Это – мои помощники: Статон Миций и Гистан Мур.

Пришлось еще раз поклониться. Знакомиться так знакомиться.

– Я к вашим услугам, мастер Луций, господа офицеры. Меня зовут Молчун. Мои спутницы – благородная сида, ярлесса Мак Кехта и Гелла, моя приемная дочь.

– Очень, очень рад, – довольно потирая ладонь о ладонь, улыбнулся Луций.

Лицо у него открытое, доброе. Это хорошо. Такому человеку хочется поверить сразу и надолго, хоть я и не привык открывать душу перед первым встречным.

– Книгу пишешь, мастер Луций?

– Книгу? – удивился он, словно не ожидал от выходца с Севера подобного вопроса и слегка замялся. – Нет. Вернее, не совсем… Сейчас вам покажут место отдыха, накормят, – перешел он к делу. – А потом, мастер Молчун, прошу ко мне…

– Прошу прощения, – пробасил капитан Серджий. – А как же мертвый Терциел?

Кто же такой этот Луций, что капитан дромона перед ним расшаркивается, прощения просит и слово поперек сказать боится? Тезка императора, да живет он вечно. Но это же не повод….