Сергей Шведов - Соколиная охота

– А что Хирменгарда?

– Она повела твоего сына по другой дороге, и конец ее утонул в тумане.

– Неужели ничего не прояснилось?

– Твой сын умрет королем, но будет ли его жизнь короткой или длинной – зависит от той, что обнимала его на этом ложе.

– Они умрут в один день? – испуганно спросила Тинберга.

– Нет, королева. Но ранняя смерть Хирменгарды может повредить твоему сыну.

– Она больна?

– Нет, она здорова. Меня смутила тень, упавшая на ее лицо во время обряда. Это дурной знак насильственной смерти.

– Быть может, мы поторопились с обрядом. Возможно, его вовсе не следовало проводить, – задумчиво проговорила Тинберга.

– Это уже не в наших силах, королева. Воля богов была высказана слишком ясно, круг должен был замкнуться, иначе в эту брешь ринулся бы навий мир, терзая и ваши души, и души ваших сыновей. К тому же этим обрядом ты привязала к себе не только Олега, но и его отца, ярла Драгутина, а это дорогого стоит, благородная Тинберга.

– Значит, мы теперь можем спать спокойно?

– В этом мире, благородная госпожа, живут не только духи, но и люди. Желания одних сталкиваются с желаниями других, и боги не всегда делают угодный нам выбор.

– Предупреди Хирменгарду, чтобы держалась настороже, хранила как зеницу ока свою дочь Ефанду. Этой девочке уготована великая судьба.

– Я все сделаю, королева.

– Буди мальчика, нам пора.

Париж еще спал, когда небольшая кавалькада во главе с королевой Тинбергой двинулась в обратный путь. Королева была задумчива, Олег – почти испуган. Впрочем, морозный воздух очень быстро привел его в чувство, и теперь он пытался припомнить все происходившее с ним в языческом храме во всех подробностях. Впрочем, они были такого рода, что вогнали его в краску. Он воровато покосился на Тинбергу, но та, встретившись с ним глазами, нисколько не смутилась, а лишь улыбнулась и ласково кивнула ему.

– Ты держался молодцом, граф Олегаст, и пусть звезда Великой Матери всегда сияет над твоей головой.

Больше никто в эту ночь ничего от него не потребовал, и он без проблем добрался до своей постели. А проснувшись поутру, Олег решил, что обо всем, случившемся с ним в храме, лучше забыть, ибо сути таинственного мистического обряда ему не понять, а требовать объяснений от королевы в данной ситуации было бы глупо и опасно. Слегка тревожили его следы, оставленные на груди таинственным пауком, которые образовали на его коже странный рисунок, но он полагал, что со временем ранки затянутся и воспоминания о храме Великой Матери исчезнут не только с его тела, но и из памяти.

В королевском замке никто юного графа не удерживал, и он без помех выбрался за ворота, которые обычно открывали с восходом солнца. Королева Тинберга полагала, что среди бела дня в славном городе Париже ни ей, ни ее сыну герцогу Людовику ничто не грозит. Впрочем, замок охраняли почти полтысячи королевских мечников, способных защитить покой благородных особ, вверенных их попечению.

Олег навестил отчима и вежливо справился о здоровье. Их отношения никогда не отличались теплотой, но и худого слова о благородном коннетабле Гарольде Рюэрге юный граф Анжерский не сказал бы. Гарольд был потомком Меровея Венделика и уже хотя бы поэтому заслуживал уважения. Так считала Хирменгарда, мать Олегаста. Впрочем, и род коннетабля Виллельма уходил корнями в седую древность и где-то там, в длинной реке времени, уже единожды сплетался с родом Меровея, чтобы вновь разойтись с ним на долгие годы. В жилах Олегаста Анжерского тоже текла кровь царей, изгнанных из великой Трои, так, во всяком случае, утверждала его мать, и у сына не было причин ей не доверять.

– Давно хотел спросить тебя, благородный Гарольд, как звали моего отца?

Этот простой вопрос почему-то застал врасплох коннетабля и заставил его побледнеть. Впрочем, эта бледность могла быть просто следствием раны, полученной не так давно.

– А почему ты задаешь мне этот вопрос, Олег? – нахмурился коннетабль.

– Вероятно, потому, что ты знаешь на него ответ, – спокойно отозвался граф Анжерский.

– Задай его своей матери. – Гарольд поморщился и поправил здоровой рукой повязку на правом плече.

– Значит, его действительно звали Драгутином, – спокойно ответил за отчима Олег.

– Кто тебе сказал?

– Королева Тинберга. Тогда, быть может, ты ответишь мне на другой вопрос, благородный коннетабль. Что означает крест с расходящимися в стороны лучами?

– Где ты его видел? – коннетабль даже приподнялся на локте и впился глазами в пасынка.

– Не важно, – смущенно отозвался Олег.

– Еретичка, – процедил сквозь зубы Гарольд. – Держись от нее как можно дальше, Олегаст. Эта женщина погубит и тебя, и своего сына.

– Благодарю за совет, коннетабль.

Речь, конечно, шла о королеве Тинберге. Олег пожалел, что затеял этот разговор с отчимом. Он собирался как можно скорее забыть и о подслушанной в храме беседе между Тинбергой и Анхельмой, и обо всем, что там происходило, но, видимо, события прошлой ночи так крепко врезались в его память, что воспоминания о них сами слетали с языка. Впрочем, о ярле Драгутине он слышал уже не первый раз, как и о другом варяге, ярле Воиславе Рерике. Ходили слухи и о Лихаре Урсе, который якобы был отцом герцога Людовика. Но ведь в Париже много о чем только болтают, и далеко не всегда слухи на поверку оказываются правдой.

Расставшись с отчимом, Олег отправился к матери, но вынужден был замереть у двери, ибо в комнате шел разговор, явно не предназначенный для чужих ушей. Он узнал голос Анхельмы и насторожился.

– Она подарила ему королевский венец, а он отплатил ей своей удачей.

– Но ведь это невозможно, – услышал он голос матери. – Зачем моему сыну корона?

– Так решила она, и не нам, грешным, обсуждать волю Великой Матери. Твой сын наделен такой мерой удачи, о которой простой смертный не может даже мечтать. В ночь Белтайн действительно был зачат великий король, но это совсем не тот, о ком мы думали поначалу.

– Это не Людовик?

– Нет. Это твой сын Олегаст. Об этом говорит и лилия Меровингов на его груди.

– Ты уверена? – враз охрипшим голосом спросила Хирменгарда.

– Да. Твоего сына ждет великое будущее. Возможно, в конце пути он падет жертвой змея, но только в том случае, если под ним споткнется конь Световида. Мне было видение, Хирменгарда, и я отвечаю за свои слова.

– И что же мне теперь делать, Анхельма?

– Все будет так, как угодно Великой Матери, а нам с тобой остается только молчать, ждать и надеяться.

У Олега сразу пропала охота разговаривать с матерью, и он провел день, слоняясь из угла в угол, под пристальным надзором маленькой Ефанды, которая никак не могла понять, чем же так озабочен ее брат, обычно такой веселый. Анхельма пророчила этой белокурой девчушке великую судьбу, но юный граф Олегаст ей не верил. Как-то не укладывалось у него в голове, что это крохотное существо способно повлиять на ситуацию в королевстве, а уж тем более в империи франков.