Лорел Гамильтон - Поцелуй теней
Теперь же я видела, почти ощущала его неспокойствие. Он боялся. Почему?
Дойл был одет в черную пелерину с капюшоном, которая спадала до земли и скрывала его полностью. Лицо его было настолько черным, что белки глаз будто плавали в черном круге капюшона.
– Что здесь происходит, принц Кел?
Кел отодвинулся, чтобы видеть и Дома, и нас всех. Кеелин осталась на дорожке, но сила улетала, будто она летела с ветром и сейчас он уносил ее дальше. С последним прохладным, пряным прикосновением она исчезла.
Я внезапно наглухо вернулась в собственную кожу. За каждую магию приходится платить, но не за эту. Эта мне предложила себя сама, я не просила. Может быть, поэтому я сейчас ощущала себя сильной и цельной, а не измотанной.
Кеелин подошла ко мне, протянула мне свои главные руки. Наверное, она, как и я, ощущала себя обновленной, потому что она улыбалась, и измученный страх исчез с ее лица, смытый ласковым ветром.
Я взяла ее за руки. Мы поцеловались в обе щеки, потом я притянула ее к себе, обняв, и она обхватила меня верхними руками за плечи, нижними за талию. Мы так крепко обнялись, что я ощущала ее твердые небольшие груди – все четыре. Мелькнула мысль: Келу нравится быть с женщиной, у которой столько грудей? И тут же за мыслью пришел образ. Я зажмурилась покрепче, будто могла так его отогнать.
Я погладила Кеелин по спине, по густым, похожим на мех волосам и поняла, что плачу.
Сладкий, почти птичий голос Кеелин утешал меня:
– Все хорошо, Мерри, все хорошо.
Я замотала головой и отодвинулась, чтобы заглянуть ей в лицо.
– Нет, не все.
Она подняла пальцы к моему лицу, ловя слезы. Она плакать не умела. Какой-то генетический выверт оставил ее без слезных протоков.
– Ты всегда плакала вместо меня, но сейчас не надо.
– Как же тут не плакать?
Я оглянулась на Кела, который тихо перешептывался с Дойлом. Сиобхан глядела на меня, глядела в упор. Я ощущала ее смертоносный взгляд даже сквозь шлем, хотя глаз ее не видела.
Она не забудет, что я применила против нее магию и победила, то есть не проиграла. Не забудет и не простит никогда.
Но это проблема не на сегодня. Я повернулась к Кеелин. Пожалуйста, по одной катастрофе за раз. Я нащупала руками твердый кожаный ошейник.
Она коснулась моих рук:
– Мерри, что ты делаешь?
– Снимаю это с тебя.
Она мягко потянула мои руки вниз:
– Не надо.
Я замотала головой:
– Как ты можешь... как ты могла?
– Не начинай снова плакать, – сказала Кеелин. – Ты знаешь, зачем я так поступила. У меня осталось еще только несколько недель, до Самайна. Три года будет. Если я не буду с ребенком, то я освобожусь от Кела. Если буду, ему придется обращаться со мной как с женой или вообще ко мне не прикасаться.
Она так спокойно говорила об этом, с таким ужасным, нерушимым спокойствием, будто это было совершенно... обыкновенно.
– Не понимаю этого, – сказала я.
– Я знаю. Но ты всегда была особой королевской крови, Мерри. – Она положила ладонь мне на губы прежде, чем я успела возразить, а другими руками все так же держала мои запястья. – Я знаю, что с тобой обращались как с бедной родственницей, Мерри, но ты и они – одно. Их кровь в твоих жилах, и они... – Она убрала руку от моих губ, но все сильнее стискивала мне запястья. – Ты член клуба, Мерри. Ты в этом большом доме, а мы ждем снаружи под ветром и снегом, прижав лица к стеклу.
Я взглянула в ее трепетные карие глаза:
– Ты обращаешь против меня мою же метафору.
Она погладила мою щеку левой верхней рукой – своей ведущей рукой.
– Я слыхала, как ты ею часто пользовалась, когда мы росли с тобой.
– Если бы я попросила, ты бы поехала со мной?
Она улыбнулась, и даже при луне было видно, что улыбка горькая.
– Разве что ты была бы со мной каждую минуту день и ночь, иначе ты не смогла бы защитить меня своим гламором. – Она покачала головой. – На взгляд людей я слишком отвратительна.
– Ты не...
На этот раз она остановила меня просто взглядом.
– Я как ты, Мерри. Я не дюриг и не брауни.
– А Кураг? Он неровно к тебе дышал.
Она опустила голову.
– Действительно, среди некоторого типа гоблинов я считаюсь сногсшибательной. Дополнительные конечности, а особенно дополнительные груди – это у них марка высокой красоты.
Я улыбнулась:
– Помню, как ты меня взяла с собой на бал гоблинов. Меня они сочли слишком простенькой.
Кеелин улыбнулась, но покачала головой:
– Но они старались с тобой танцевать, уродка ты или нет. – Она подняла глаза, встречая мой взгляд. – Они все хотели коснуться кожи принцессы королевской крови, потому что знали: без изнасилования им никогда не быть ближе к твоему манящему телу.
Я не знала, как реагировать на горечь в ее голосе.
– Не твоя вина, что ты выглядишь так, как ты, а я – как я. Ничья вина. Мы такие, как мы есть. Благодаря тебе я увидела Двор и всю эту блестящую тусовку. Я не могу вернуться к Курагу и его гоблинам после той жизни, которую ты мне показала. Я была бы довольна стоять за твоим стулом на пирах до конца моих дней, но вдруг все потерять... – Она выпустила мои руки и шагнула назад. – Я не могла вынести потерю всего, когда ты сбежала. – Она засмеялась, и смех был по-прежнему как птичья трель, но с издевкой, и я услышала в нем эхо от хохота Кела. – К тому же Келу нравятся женщины с четырьмя грудями, и он говорит, что никогда не спал ни с одной, которая могла бы обернуть его белое тело двумя парами ног.
Кеелин тихо и сухо всхлипнула, и я поняла, что она плачет. То, что у нее нет слез, еще не значит, что она не может плакать.
Она повернулась и пошла обратно к Келу. Я не стада ее удерживать. Она упрекнула меня, что я показала ей луну, которую ей не достать. Может быть, Кеелин и права. Может быть, я нехорошо с ней обошлась, но я не хотела этого. Конечно, от того, что я не хотела, ей не легче.
Я несколько раз очень медленно и глубоко вдохнула осенний воздух, стараясь снова не заплакать. Воздух был так же сладок, как и прежде, но уже не доставлял того удовольствия.
– Мне очень жаль, Мередит, – сказал Баринтус.
– Меня жалеть не надо, Баринтус, не я на поводке у Кела.
Гален тронул меня за плечо и хотел обнять меня, но я отстранила его рукой.
– Не надо, пожалуйста. А то я разревусь.
Он слегка улыбнулся:
– Надо будет запомнить на будущее.
Дойл подплыл к нам. Он сдвинул капюшон плаща, но почти невозможно было отличить, где кончаются черные волосы и начинается черная ткань. Я видела только, что висящие спереди пряди собраны в пучок на темени, открывая остроконечные уши. Серебряные сережки блестели при луне. Некоторые из этих колеи он заменил на кольца большего размера, и когда он двигался, они соприкасались, музыкально и тихо позванивая. Когда он встал перед нами, я увидела, что некоторые из них украшены павлиньими перьями – такими длинными, что доставали до плеч.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});