Роман Афанасьев - Огнерожденный

Оказалось, что сегодня, с минуту на минуту, они должны были тронуться в путь. На север, к рубежам сражений. Сотня Тасама отправлялась туда сегодня ночью, ее то и "укрепили" жрецом с воспитанниками. Предполагалось, что сотня за пару дней доберется до тылов первой армии, а дальше – куда пошлют.

Килрас возликовал. Он рвался в бой, и немедленное выступление на позиции как нельзя лучше соответствовало его устремлениям. Фарах же приуныл. Подмастерье не представлял себе войну. Она не вписывалась в его картину мира. Не мог он представить себя на поле боя, не мог и все тут. Грендир тоже не выглядел обрадованным. Он давно уже смекнул, что гонец на войне и гонец в мирное время – это две разные профессии. Пробираться по такому снегу от отряда к отряду – тяжелая работа. Тут и самый быстрый скакун не поможет. А уж если пошлют с весточкой на передовую, то можно запросто лишиться головы. Братья же приняли новость спокойно. Казалось, они уже смирились со своей участью. Заранее.

Когда сели пить травяной отвар, который Фарах при всем желании не мог назвать чаем, вокруг фургона вдруг сделалось шумно. Казалось, его окружила толпа людей, ругающихся между собой. Састион привстал, чтобы выглянуть наружу, но в этот момент полог фургона раздвинулся и в фургон забрался человек, укутанный в теплую мохнатую шубу. Он смахнул с головы теплую шапку и бросил ее на тюки.

– Ну что, – сказал он, – готовы?

– Готовы. – Отозвался Састион после некоторой паузы. – Прошу вас, сотник, присоединяйтесь к нашему чаепитию.

Воспитанники, сообразившие, что гость это сотник Тасам собственной персоной, пожирали его глазами. Тот же, нимало не смущаясь, откинул полог, высунул наружу непокрытую голову и гаркнул во весь голос:

– Картан! Картан, лысая холера! Бери под уздцы быков и марш вперед!

После этого сотник повернулся, пробрался к печке и уселся на тюк с солдатскими одеялами, потеснив плечом Васку. Устроившись поудобней, расстегнул шубу и бесцеремонно спросил:

– Ну, где ваш чай?

Возмущенно взревели быки. Хором. Фургон дернулся и, заскрипев колесами, тронулся с места. Пока ловили падающие чашки, пока наливали чай гостю да устраивались поудобней, Фарах успел рассмотреть сотника. Это оказался невысокий щуплый северянин с тонкими чертами лица. Когда-то давно, до похода, он, пожалуй, сошел бы за городского красавчика, завсегдатая салонов знати. Но сейчас на голове у него красовался колтун из давно немытых волос, да и вид был потрепанный. Раньше его волосы, несомненно, были черными кудрями. Высокий лоб, ровный чуть заостренный нос, пронзительно голубые глаза – насмешливые и живые, чуть пухлые алые губы – все говорило о той самой "породе", что встречалась у потомков благородных родов. Сотник был чисто выбрит, и пахло от него не потом и перегаром, как от солдат, а травами. На вид, он был ненамного старше Фараха, лет на пять не больше. И в целом гость был больше похож не на воина, а на подгулявшего городского щеголя, давненько не принимавшего ванну. Подмастерью показалось, что чин сотника Тасам де Гейр получил вовсе не за военные заслуги, а по великому блату. Тем не менее, он сразу проникся к нему доверием. Было в сотнике что-то такое, что располагало к себе. Не видно в нем той мужланской тупости, ограниченности, что встречалась у вояк постарше.

Гость, отведав чаю, и обозвав его помоями не идущее ни в какое сравнение с Хазирской Розой, – чем заслужил молчаливое одобрение Фараха, – легко начал разговор. Минут через десять, подмастерье убедился в том, что сотник не только словоохотлив, но еще умен и образован. Он с легкостью рассуждал о природе Хальгарта, о политике Сальстана и о размещении войск. Но его собеседников больше всего интересовали другие вопросы – о ходе войны.

Сотник запросто делился с ними последними новостями. Оказалось, что Первая Армия Сальстана, ушедшая на север еще пару месяцев назад, ведет тяжелые бои с ордой на самой границе Белых Пустошей. Более того, армия несет тяжелые потери и отступает. Враг оказался сильнее, чем предполагалось. Вторая Армия, только-только подошла и еще не успела развернуть свои ряды. Тасаму, в некотором смысле не повезло. Его сотню, составленную из опытных воинов, держали при крепости. А теперь, когда прибыло подкрепление, отправили на сервер в первую очередь.

По словам сотника, война велась бездарно. Планы, составленные заранее, не работали. В сроки, отведенные Маршалом Армии, никто не укладывался, снабжение было организовано отвратительно. Карты оказались неточными. И вообще – все было ужасно.

Все эти новости Тасам рассказывал таким непринужденным тоном, что казалось, будто он повествует об очередном любовном приключении, а не о положении дел на фронте. Фарах обратил внимание, что Састион слушал гостя внимательно, не перебивая, и редко вмешиваясь в беседу. Вопросы в основном задавали Грендир и Килрас. Жрец же сидел молча, скрестив руки на груди, и с нейтральным выражением лица внимал рассказам гостя. Обычно, так он слушал нерадивого ученика, бойко, но совершенно неправильно отвечавшего на вопрос.

Когда сотник упомянул, что еще ни разу не был в бою, а его сотня это всего лишь шесть десятков человек, Састион нахмурился. Когда же Тасам поведал о том, что сотня смешанная – три десятка лучников и три десятка мечников, жрец закатил глаза, и, судя по всему, едва удержался от едкого комментария.

Сотник оказался словоохотлив. Он легко отвечал на все вопросы осмелевших воспитанников. Килрасу пообещал место в первых рядах, рядом с собой, намекнув, что лично присмотрит за карьерой воспитанника. Грендира, не сходя с места, назначил личным гонцом. Васке и Сасиму была отведена участь летописцев сотни, а Састион на месте был возведен в чин десятника и назначен духовным наставником сотни.

Фарах почувствовал, как у него начинает нехорошо покалывать в груди. За всю беседу он не проронил ни слова. То, что подмастерье сейчас видел, все больше напоминало балаганный фарс, комедию, разыгранную лицедеями на площади. Подмастерью не верилось, что он на войне. Ему не верилось, что он видит перед собой командира сотни. Если вся Вторая Армия состоит из таких вот вояк, то дело, похоже, начинает дурно пахнуть.

Перехватив косой взгляд Састиона, Фарах убедился в том, что жрец испытывает примерно те же чувства, что и он.

Говорили долго. Килрас и Грендир не давали сотнику покоя до полуночи. Подробно расспрашивали о войне, о званиях, о наградах, о врагах… Тасам отвечал охотно. Расписывал медали и ордена, спорил с Килрасом о порядке расстановки войск для обороны, рассказывал о темных магах орды и злобных тварях. В конце концов, Фарах, проникшийся отвращением к этому фарсу, устроился в углу на тюке с одеялами и заснул.