Ашу Сирай (СИ) - Зикевская Елена

Он не смотрел на меня, но голос… Голос принадлежал Ашу Сираю. И хотя белой маски не было, я очень хорошо представила, как сверкнули бы изумрудным узкие прорези глаз.

Только вот носить удивительную маску Джастеру больше не придётся. Не в Сурайе точно.

— Если ты недоволен тем, что Сурт всем открыл твою тайну, я-то тут причём? — тихо пробурчала я себе под нос. — Мог бы его и не вызывать…

— А ты предпочла бы отплатить бедняге Назараиду кровью за его гостеприимство?

Шут повернул голову в мою сторону, и я невольно вздрогнула, потому что его глаза были черны и холодны, как осенняя вода. Даже лунное отражение зрачков не смягчало, а только подчёркивало внезапный холод.

— Или ты жаждала утопить город в крови, пробиваясь к воротам?

Он вдруг подался вперёд, и его лицо исказилось от внезапного гнева.

— Хочешь увидеть реки крови⁈ Хочешь пройти по трупам, убивая всех подряд⁈ Сколько людей ты убила, ведьма, напомни-ка мне⁈ Сама, своими руками, а не с помощью своих проклятий! Сколько людей умерло на твоих руках⁈ Сколько друзей ты похоронила, ведьма⁈ Сколько⁈ Что важного ты теряла в своей жизни⁈ Ну⁈ Скажи, ведьма!

Я испуганно отшатнулась, не понимая его внезапной вспышки ярости. А вот Бахира нахмурилась, подошла к Шуту, села рядом и неожиданно обняла его за плечи, притягивая к себе.

— Успокойся, сын мой, — она прижала его к себе и гладила по плечам и голове. — Я понимаю твою боль и гнев. Но ты сам учил нас, что пески времени легко утекают сквозь пальцы и ветер стирает старые письмена, чтобы написать новые. Прошлое — прошло, и ветер перемен давно перелистнул те страницы.

— Но я всё помню, ами, — неожиданно тихо ответил Джастер, пока я ошеломлённо смотрела на невиданное зрелище. — Помню, словно это было вчера.

— Я скорблю по ушедшим вместе с тобой, Джасир. — По щеке Бахиры прокатилась слеза, но она не перестала ласково обнимать мужчину и гладить широкую спину. — Но они по доброй воле согласились пойти с тобой. Для них было честью отдать свою жизнь ради спасения нашего народа. Ты исполнил свой долг, как и они.

— Я знаю, ами.

Джастер осторожно повёл плечом, освобождаясь от объятий. Ярость с его лица исчезла и сейчас я впервые видела на нём глубокую скорбь.

— Но какой ценой…

— Ты спас мой народ, Джасир, — Бахира ласково погладила его по руке. — И каждый из них знал, за что сражался и умирал. Мы помним каждого и почитаем их подвиг. Ты сам говорил, что они стали хранителями нашего народа.

Воин кивнул и несколько минут они просто сидели молча: хмурый и мрачный Шут, опустивший голову, и Сновидица народа маджан, с печальной и в то же время удивительно ласковой улыбкой, бережно держащая грозного Ашу Сирая за руку, как мать ребёнка.

Я не смела нарушить это молчание, впервые поняв, что в Арсанисе за внешним спокойствием и безмятежностью Джастер скрывал очень тяжёлые воспоминания. Победа на неведомом мне Раймадане отнюдь не была лёгкой расправой «ведьминого пса» над разбойниками, а давняя битва объединила Шута и Бахиру куда сильнее, чем путешествие с одной ведьмой, пусть даже она была Голосом Датри.

И сколько же сил ему потребовалось, чтобы не выдать этому Садиру всё то, что до сих пор болело у него в душе…

— Не сердись на Янию, сын мой, — Бахира посмотрела на меня. — Она ещё юна, её сердце и мысли чисты. Она не хотела причинить тебе боль.

Джастер кивнул, знакомым жестом потерев лицо.

— Да, ами. Ты права. Извини, Янига. Ты ни в чём не виновата. Я… я сам. Это тебя не касается.

Я только молча и потрясённо кивнула в ответ, а Бахира мягко улыбнулась мне, подбадривая и давая понять, что нежданная гроза миновала.

— Куда теперь лежит наш путь, Джасир? — спросила она. — По какой тропе мы пойдём?

Шут поднял лицо к солнцу, задумчиво сощурился, подставляя лучам то одну, то другую щёку. Хмурое выражение сменялось на обычное, спокойное.

— Ничего не поменялось, ами. Мы идём в Эрикию. Я верну все свои долги.

— Но ведь мы так и не нашли караван, — негромко сказала я, настороженно косясь в его сторону: вдруг опять вспылит? — И играть тебе тоже не на чем…

К моему облегчению, Джастер спокойно кивнул в ответ.

— Да, ты права. Всё идёт не так, как я думал. Что ж, значит так нужно. Скажи, ами, как далеко мы от Белой реки?

Сновидица поднялась, и, прикрыв глаза, глубоко вздохнула, медленно поворачивая голову из стороны в сторону.

— Небесный отец опустит свой щит на пол-локтя прежде, чем мы достигнем берега, — ответила она. — Но земля под ногами наших лошадей суха, как камень, а тропа неровная и избита. Она не похожа на дорогу, излюбленную путниками, сын мой.

Джастер согласно кивал, слушая ответ.

— Так и должно быть. Это караванная тропа, которая ведёт к мосту на тот берег Белой реки, — сказал он. — Пойдём по ней, перейдём мост и окажемся в стране Яниги.

— Ты уверен? — Я недоверчиво посмотрела на дорогу, которую он выбрал. — Это не похоже на дорогу для каравана, сплошные кочки, ямы и камни. Здесь даже две лошади рядом с трудом идут, а телега никогда не проедет.

— Поэтому телеги здесь и не ездят, — усмехнулся в ответ Джастер, беря в руки посох и поднимаясь на ноги. — Они остаются на той стороне. Когда ты увидишь мост, то поймёшь сама. Мы заночуем недалеко от него.

До самого вечера Шут больше не разговаривал. Бахира привычно ехала впереди и тоже молчала, а я опять замыкала наш отряд и поговорить могла только с мулом, идущим в поводу следом за Ласточкой.

Но говорить не хотелось. Небо стало пасмурным, хотя не капало, но настроение и без того было испорчено. Как я не старалась, но не могла выкинуть из головы скорбное лицо Джастера и то, как Бахира, совершенно по-матерински, утешала его.

Мой мир, не успев утвердиться в открывшихся истинах, снова перевернулся.

Машнун-Мают, Безумная Смерть, Безликий Ашу Сирай вовсе не был настолько хладнокровным убийцей, как я думала до сих пор. Сколько раз я удивлялась его словам и поступкам, когда он всего лишь пугал других людей, даже разбойников, хотя легко мог убить их?

Теперь я получила ответ на эту загадку. После битвы на берегах Раймадана Джастер не хотел убивать. Даже разбойников он щадил, когда мог. Руки он марать не хочет, как же… Чистоплюй…

Хочу ли я увидеть реки крови…

Нет, спасибо, мне Гнилушки хватило. Даже вспоминать не хочу.

Сколько я убила своими руками…

Ни одного. Ни одного человека я не убила сама. Моё проклятие не в счёт, Джастер прав. Тогда я была глупой и перепуганной до смерти ведьмой, которая от страха ничего не соображала и хотела только одного: покарать насильников. Я не отдавала себе отчёта в том, что говорю, и какие последствия будут от моих слов.

А вот Джастер всегда знал, что делал. Он сначала пугал и предупреждал, и только потом убивал, но уже без жалости и без пощады.

Сколько умерло у меня на руках…

Тоже ни одного. А вот у Джастера… Я вдруг вспомнила, как он колдовал, спасая бездыханную Фелисию, как выносил ребятишек из сгоревших домов в Чернецах, и наверняка тоже колдовал, возвращая им жизнь и наплевав на опасность быть обнаруженным трёхглазым чудищем. Он не хотел, чтобы дети умерли у него на руках, потому что знал, как это бывает.

«…это было важнее…»

Чужая жизнь для него важнее собственной.

'- Они исполнили свой долг…

— Но какой ценой…'

Какой, Джастер? Что там произошло, что сам Ашу Сирай, безжалостно расправляющийся с разбойниками, до их пор не может это забыть⁈

Сколько друзей я похоронила…

" — Кто тебя так назвал?

— Один давний друг…'

«Друг у меня был из домэров…»

Я вздрогнула, представив как это должно быть страшно — когда у тебя на руках умирает дорогой для тебя человек, а ты ничего не можешь сделать, даже будь ты хоть трижды Взывающим Тёмноокого, потому что каждая жизнь однажды заканчивается. И тебе остаётся только похоронить того, кто был тебе другом и близким человеком.