Елена Хаецкая - Нелегал

— Я тоже это знаю! — засмеялся Авденаго. — Ладно, крестьянская морда, расскажу тебе мой самый главный секрет. Человек вполне может проспать пару ночей под мостом и пару дней ничего не есть. Он от этого не умрет. Вообще никак не пострадает. Я — лучший солдат, чем ты, Евтихий. Ты слишком заботишься о сохранности своего тельца. Это в тебе от мелкого собственника. Постарайся избавиться от подобной озабоченности, потому что когда-нибудь она может тебя погубить.

— Тебя тролли этому научили?

— Люди, Евтихий, люди… Хватит болтать о троллях, да еще на ночь глядя. Ты напугаешь даму.

Деянира фыркнула, всем своим видом показывая, что напугать ее не очень-то просто.

Авденаго щелкнул пальцами и направился к гробнице.

Тьма была вязкой. Ее приходилось раздвигать руками, разрезать ножом. И еще Авденаго ощущал некое удивление, исходившее от этой субстанции. Десятилетиями ни один человек не осмеливался войти сюда. Никто не тревожил покой, создаваемый в гробнице. Здешняя тишина сгущалась год за годом. Она была желанной. Она была почитаемой.

Авденаго оказался первым за много лет, кто проник в гробницу.

Он ослеп и оглох. Мрак облеплял его, как будто он погрузился в банку с черным желе. Двигаться приходилось наугад. Где-то здесь лежит истлевшее тело. Впрочем, не исключено, что оно вовсе не истлело, а напротив — сохранилось в неприкосновенности.

«Странными способами люди могут почитать своих героев, — думал Авденаго. — Взять тот же мавзолей Ленина. Целый институт завели, чтобы труп не разваливался. А бабушку сожгли и в вазочке сунули в стенку колумбария. Клумба такая, с покойниками. С их пеплом. Да ну, лучше пусть вообще прах развеют. И вообще, какое дело покойнику, как его похоронят».

Тьма набивалась ему в глаза, в рот, в ноздри. Авденаго обтирал лицо рукавом, но это ему не помогало. Он и без того был совершенно слеп. Комки приклеивались к его пальцам, и он утрачивал осязание — последнее из пяти чувств, что связывали его с действительностью.

Спустя некоторое время он понял, что уже вечность барахтается в гробнице. Как и Кохаги с его деревянной ногой. Вечность без просвета, без надежды, без выхода.

А потом тьма набросилась на него.

— Что он говорил о троллях? — спросила Деянира, беспокойно поглядывая на гробницу.

— Это я говорил о троллях, — уточнил Евтихий. — Ничего особенного.

— Авденаго — он ведь твой бывший хозяин…

— Сейчас это не имеет значения, — ответил Евтихий. — Он больше надо мной не властен.

— Он у тебя вот здесь, — она коснулась пальцем его лба. — Ты не в силах избавиться от него.

— Не имеет значения, — повторил Евтихий. — Особенно после того, как он умрет.

— А как он умрет?

— Очень просто — я убью его.

— Ты сможешь убить человека?

— Он не человек, Деянира. Он ведь сам признался — ты же слышала! Он тролль.

Авденаго никогда не подозревал, что боль может терзать сразу отовсюду. Незримые зубы впивались в его тело, грызли его кости, мусолили мясо, острые иглы впивались в глаза, в уши. Волосы слиплись на голове, их как будто пытались вырвать из скальпа. Он даже не мог кричать: тугие кольца перехватили горло, тысячи крохотных иголок вошли в кожу.

Хрипя, Авденаго повалился на колени. Превращенная в оружие, субстанция утратила свою вязкость и позволила человеку упасть. Она тотчас навалилась сверху, давя на грудь и живот.

Щекой Авденаго ощутил вдруг угол какого-то сундука или стола. Этот предмет отличался от всего, что находилось в гробнице. Он был сделан из чего-то более определенного, нежели тьма. Скорее всего, из камня. Сейчас Авденаго ни в чем не был уверен: единственное, что он в состоянии был ощутить по-настоящему, была боль. Из последних сил он протянул вперед руку и ухватился за камень. Гроб. Это был гроб.

Авденаго раскрыл рот и заорал, выталкивая из глотки крик и вместе с ним черные плевки. Тьма на миг раздалась, в единственной краткой серой вспышке Авденаго разглядел каменный стол и на нем — тело человека с деревянной ногой. Потом все исчезло, и тьма набросилась на свою жертву с удвоенной яростью.

Но Авденаго уже успел увидеть все, что ему требовалось.

Он сделал еще одно усилие и сомкнул пальцы на деревяшке.

— Гробница Кохаги — святыня, — сказала Деянира, беспокойно поглядывая на здание. — Нельзя допустить, чтобы он просто вошел туда и осквернил ее. Это — оскорбление для города…

Внешне оно выглядело совершенно так же, как и обычно: затемненные окна, красивый резной фасад — и никого поблизости. Пару раз мимо парочки прошли городские стражники, но Деянира и Евтихий совершенно не привлекли их внимания.

Когда стражники скрылись, Евтихий обратился к своей спутнице:

— Почему мы не попросили их о помощи?

— Потому что они не войдут в гробницу, — ответила Деянира. — Потому что не поверят нам, будто кто-то оказался настолько дерзким, что нарушил запрет. И наконец потому, что гробница сама уничтожит святотатца.

— А если нет? — тихо спросил Евтихий.

Деревянная дубинка на диво легко оказалась в руках Авденаго. Впрочем, чему тут поражаться: плоть, к которой она крепилась, давным-давно истлела. Тьма не смогла сберечь тело умершего героя в сохранности, она лишь пыталась сохранить для него покой.

Тысячи гневных голосов заскрежетали в ушах у Авденаго, когда он с силой оттолкнул от себя тьму дубинкой. Комки слизи лежали на его отяжелевших веках, и только поэтому он не ослеп, когда яростная вспышка света вырвалась из гробницы. Свет этот был таким ядовитым и мощным, что, казалось, грозил уничтожить все живое.

Авденаго почувствовал, как проваливается пол у него под ногами. Одной рукой держа дубинку, другой он ухватился за край окна и повис над пропастью. Крики становились все громче, хотя это было, вроде бы, совершенно немыслимо. Несколько раз Авденаго казалось, что он различает звон мечей, но такого, конечно, быть не могло.

Он бросил дубинку в окно, уцепился за подоконник обеими руками и выпрыгнул из окна.

И очутился на улице.

Здесь все осталось по-прежнему, только немного сгустились сумерки. Тихий прощальный свет заливал дома и площадь, угасающие лучи скользили по безмолвному резному фасаду гробницы. Кругом царило безмолвие.

Забрызганный липкой черной жижей, Авденаго был оглушен этой тишиной. Он даже не сразу увидел, что Евтихий идет к нему навстречу, на ходу вытаскивая из ножен кинжал.

Бывший раб безмолвно набросился на бывшего хозяина.

Первый удар пришелся Авденаго на правую сторону груди: кинжал вошел в плоть, и на плаще появилось еще одно бурое пятно. Евтихий выдернул нож и снова занес руку. Теперь Авденаго увернулся и упал на колени. Евтихий накинулся на него сверху, как коршун. Авденаго успел перекатиться набок. Кинжал, с силой ударившись о камни мостовой, высек искры.