Яна Алексеева - Охотящаяся-в-Ночи

– Именно, – Павел совсем рядом, одна рука осторожно касается моего колена. Под столешницей не видно, но так приятно… – господа. Именно. Говорить буду я, а вы – платить по счетам. Благо есть кому. Это – пострадавшая, а это, – вампир ощутимо толкнул меня в бок, – свидетель.

Вскинув голову, обвела всех мутным взглядом, прищурилась и выразительно провела когтями по столу, снимая черную стружку. Привычное действо взбодрило. Кое-кого от пронзительного взвизга пластиковой столешницы передернуло.

А Павел принялся неторопливо излагать свое видение произошедшего. Под его мерный голос я вновь погрузилась в хаос воспоминаний. И вынырнула только от еще одного ощутимого толчка.

– Вы свидетельствуете, что именно этот человек был Одержимым? – кривясь, спросил глава Азовского анклава. Он выглядел очень устало, смуглая кожа посерела, а глаза буквально выцвели, потеряв живой блеск.

Коротко кивнула.

– Тогда я ходатайствую о казни.

– Не спешите, – протянул кто-то из вампиров. – Мальчишка не в себе.

– И он ничего не помнит…

– И ничего не понимает, – заметил Павел.

– Но он все равно – убийца! – рявкнул Кирилл Сергеевич.

– В данный момент это просто несовершеннолетний подросток, – заметил незнакомый альв.

– Но кто может подтвердить?! – Почти взвизгнул сирин.

Его приструнил другой глава, Роман Тернов. Он уже не выглядел столь отутюженным. Изрядно помятый мужчина аккуратно придерживал перебинтованную руку, сквозь повязку проступали пятна крови.

Павел его старательно игнорировал.

Полукровка в потрепанной милицейской форме хмыкнул:

– Что скажет пострадавшая?

Марина будто очнулась, треснула ледяная скорлупа отчуждения. Она чуть подалась вперед и прошипела:

– Я хочу, чтобы мне заплатили!

– Кто?

– Не важно, я хочу мести!

Ее голос сорвался на противный взвизг.

– Тихо, – бросил Павел, сложив руки домиком и внимательно оглядывая сидящих за столом.

– Ну вот, – пожал плечами Кирилл Сергеевич. – О чем спорить?

– Пусть скажет Одержимый, – заметил хозяин, между его бледных пальцев пробегали золотистые искры. По его кивку парнишку подтащили ближе.

Тот испуганно озираясь, жался подальше от сирин.

– Ну!

От резкого окрика бывший убийца вздрогнул и помотал головой.

– Я… ничего не делал! Не помню! Нет… А… где дядя Эл?

Из угла подал голос один из магов, до того скрывавшихся среди отражений:

– В больнице. Ты почти убил его…

– Но… – мальчишка явно был ошарашен, – он просто не дал мне доступ к родовой библиотеке…

– Что ты помнишь последнее? – снова Павел.

– Поругались с дядей… И я собирался поехать в Азов… вещи собирал…

– В Азов, значит? – протянул молчавший до сих пор Северян. – В Азов? А с чего бы это?

– Я к дяде Кириллу… Он…

Павел по акульи усмехнулся.

– Господин Мельников, так вы знаете этого молодого человека?

– По переписке, – тот пожал плечами.

Одинокий Охотник подался вперед, хищно прищурившись:

– А вы случайно не выписывали ему разрешения на посещение Закрытых фондов? Ведь у вас в Азове есть замечательный древний анклав Знающих… Подумайте как следует, прежде чем ответить. Подумайте!

Я вздрогнула. Голос Павла подстегнул задремавшие было инстинкты. Именно таким резким, рубящим тоном он отдавал мне приказы в бытность мою ученицей. Тонкая нить почти забытой связи зазвенела тревогой, все мысли и воспоминания будто метлой вымело, осталось только яростное желание двигаться вперед.

Напряжение разлилось по зеркальному залу. Дробящийся осколками мир замер в неустойчивом равновесии, разноцветье силы нарастало гигантской волной.

Слова Павла были почти обвинением.

– Поводырь… – прошептал кто-то.

– Вот уж нелепость, обвинять меня в чем-то на основании воспоминаний сумасшедшего Одержимого! – Глава Азовского Анклава сложил на груди руки, на Павлов вопрос отвечать не собираясь.

Я еще чуть-чуть подалась вперед, смещая центр тяжести. Ну же…

Мимо стола прошелестела закутанная в плащ тонкая фигура, за ней тянулся легкий лимонный аромат. Суть… Ходящие по снам?

– Мальчик… – вкрадчиво, ласково прошептала похожая на тень женщина, рука, вынырнув из-под плаща, схватила испуганного мальчишку за подбородок. Прикрытая капюшоном голова склонилась над запрокинутым бледным лицом. Миг тишины, наполненной напряженным ожиданием, и вывод, – в полном разуме. Он чист, и силой, и памятью. Ему можно верить.

Едва замолк шелестящий голос, мир пришел в движение. Зеркала взблеснули силой, выстраивая защиту, с треском и ослепительным блеском в нее врубилась молния, над головами взметнулась золотая сеть…

Павел нырнул под стол, дергая вниз Марину, пропуская над собой ком ледяных игл, вращающихся в жутком подобии торнадо, а я рванулась вперед. Расстелившись вдоль черной поверхности, проехала сквозь обдавший жаром щит. Нож, буквально впрыгнувший в руку, прорезал его, как шелковую занавесь. И, врезавшись в сбившегося на полуслове сирин, клубком покатилась по гладкому полу. Глава Азова хрипел и яростно рвался из-под когтей. С кривящихся губ срывались незнакомые слова, они обжигали, рвали, вгрызались в кости, скручивали мышцы в судороге.

– Ненавиж-жу, ненавиж-жу, ненавиж-ж-ш-шу, – шипел он.

Утробно рыча, я раз за разом подминала выскальзывающее тело, скользкое, холодное… изменяющееся прямо подо мной.

Размазанное движение, удар и я отлетаю от ломающейся на полу фигуры, от которой расходись волны, вгоняющие в дикую панику. Пронзительный визг, от которого мутилось в голове, отразился от стен, и, в разы усилившись, почти размазал меня по полу.

И всех прочих, резко повалившихся вниз. Хозяин, сияя золотистым флером силы, зажимал уши, устилая кафель собственной кровью.

Извернувшись, глянула назад. Павел, прикрывая полурусалку, что-то шептал, перед ним клубилась темнота.

Рядом судорожно дрожала Ходящая.

Кто-то метался у входа, кто-то кричал, вжимаясь в стены…

Сила взметнулась пологом, накрывая зал, приглушая… боль.

Тихо рыкнув, я обернулась к сирин, беснующемуся в центре зала.

Тот… изменился.

Всего один миг, растянутый до бесконечности…

И уже на залитом кровью полу возвышается чудовище, заходящееся криком в пароксизме ярости. Алые глаза, бугрящиеся мышцами руки, длинные пальцы с хищно загнутыми когтями, изломанные изменением ноги, гребень стальных взъерошенных перьев.

Бывший сирин запрокинул морду, сейчас больше похожую на птичью, и завизжал. По спине будто теркой прошлись. Песня ярости завораживала, руки слабели, хотелось пасть в ноги русалке и подчиниться, подставляя живот под завершающий удар…