Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 21

Я посетил кухню, устроил там себе настоящий пир, а потом направился в конюшню, где выбрал молодого гнедого жеребца, некогда принадлежавшего Эрику. С этим конем мы подружились быстро и вскоре уже спускались по тропе, ведущей с вершины Колвира в лагерь, где расположились мои войска из Царства Теней.

Я не спешил, переваривая обед и пытаясь разобраться в той мешанине сведений и событий, которые обрушились на меня за последние несколько часов. Если Амбер действительно был некогда создан восставшим Дворкином во Владениях Хаоса, то из этого следовало, что все мы без исключения родственны тем силам, что теперь стали нашими врагами. Было, разумеется, нелегко решить, насколько можно верить словам Дворкина. И все же Черная Дорога действительно брала истоки где-то во Владениях Хаоса и, очевидно, являлась непосредственным результатом неких магических действий Брэнда, основанных на тех знаниях, которые он получил у Дворкина, будучи его лучшим учеником.

К счастью, пока что большая часть повествования Дворкина не была жизненно важной — с практической, сиюминутной точки зрения. И все же я испытывал весьма смешанные чувства, например, относительно своего возможного происхождения от Единорога…

— Корвин!

Я натянул поводья. Остановился, сосредоточился, подготавливаясь к контакту, и передо мной возник Ганелон.

— Я здесь, — откликнулся я. — А где ты раздобыл нашу фамильную колоду? Да еще научился ею пользоваться?

— Я еще в тот раз прихватил одну из ящика в библиотеке. Решил, что неплохо иметь возможность связаться с тобой в случае острой необходимости. А научился у вас же: просто делал то же самое, что ты и все остальные, — внимательно смотрел на карту, думая о том, кто на ней изображен, и пытался мысленно связаться с этим человеком.

— Мне бы надо было давно раздобыть для тебя наши карты, — сказал я. — Это просчет с моей стороны, который, к счастью, ты сам и исправил. Ты сейчас просто тренируешься, или что-нибудь все-таки произошло?

— Произошло, — ответил он. — Ты сейчас где?

— Если повезет и дальше, то пока что я спускаюсь с горы тебе навстречу.

— С тобой все в порядке? — Да.

— Прекрасно. Тогда продолжай спускаться. Я, пожалуй, лучше не буду пробовать перетаскивать тебя сюда с помощью карты. Это не настолько необходимо в данный момент. Значит, мы скоро увидимся?

— Да.

Ганелон прервал контакт, и я отпустил поводья, продолжая свой путь. В какой-то момент я почувствовал легкий укол досады из-за того, что он не попросил карты у меня. Но потом вспомнил, что отсутствовал больше недели (по времени Амбера), и он, возможно, начал волноваться. Скорее всего он был совершенно прав, что не стал обращаться за помощью к кому-либо еще.

Спуск происходил вполне успешно, вот только мой конь, чье имя, между прочим, было Драм, настолько радовался, вновь оказавшись на свободе, что все время норовил свернуть куда-нибудь в сторону. Впрочем, мне было достаточно лишь изредка подправлять его поводьями. Вскоре впереди завиднелся лагерь. К этому времени я окончательно понял, что очень скучаю по своему жеребцу Стару.

В лагере меня встретили изумленными взглядами и криками приветствия. Потом воцарилась почти полная тишина, и всякая деятельность прекратилась. Неужели они считали, что я явился поднимать их в поход?

Ганелон вышел мне навстречу, не успел я спешиться.

— Быстро ты, — заметил он, хлопая меня по плечу. — Хорошая у тебя лошадка.

— Неплохая, — согласился я, передавая поводья его адъютанту. — Ну, какие новости?

— Видишь ли… — начал Ганелон, — недавно я говорил с Бенедиктом…

— Какое-то движение на Черной Дороге?

— Нет, дело совсем не в этом. Он просто приезжал повидаться со мной после того, как вернулся от своих друзей Текисов, и рассказал, что с Рэндомом все в порядке, что он идет по следу, который непременно должен привести его к Мартину. Потом мы говорили о чем-то совсем ином, и вдруг Бенедикт попросил меня сообщить ему все, что я знаю о Даре. Рэндом уже рассказывал ему, как она прошла по Огненному Пути, и он решил, что пора и ему хоть что-то узнать о ней поподробнее, поскольку слишком многие, помимо тебя, знают о ее существовании.

— И что же ты ему поведал?

— Все.

— Включая и мои предположения, возникшие после посещения Тир-на Ног'тха?

— Именно так.

— Ну ладно. И как он это воспринял?

— Очень разволновался. Или скорее обрадовался. Да пойдем, сам с ним поговоришь.

Я кивнул, и мы направились к палатке Ганелона. Он отодвинул в сторону полог и вошел внутрь. Я следом.

Бенедикт сидел на низеньком стульчике рядом с походным сундуком, на котором была разложена карта, и вел по ней длинным металлическим пальцем блестящей скелетообразной руки, охватывавшей обрубок его собственной конечности серебряным широким браслетом. Это была та самая рука, которую я привез ему из Небесного Города, и она была так ловко прилажена к культе, прятавшейся в рукаве коричневой рубахи, что эта внезапная перемена в его облике заставила меня на минуту содрогнуться, так сильно он был похож на того призрака, которого я встретил.

Бенедикт поднял глаза мне навстречу и приветливо махнул рукой — с детства знакомый жест, — а потом улыбнулся широкой и ласковой улыбкой, какой я давненько у него на лице не видел.

— Корвин! — сказал он, вставая мне навстречу и протягивая руку.

Я заставил себя пожать ее — то самое устройство, что чуть не убило меня. Однако Бенедикт, казалось, ни о чем дурном и не помышлял и вообще смотрел на меня куда добрее, чем еще совсем недавно. Я сделал вид, будто не заметил того, что его новая рука такая холодная и угловатая, и только выразил удивление, причем совершенно искреннее, как отлично он научился управляться ею за такой короткий срок.

— Я должен принести тебе свои извинения, — сказал Бенедикт. — Я был несправедлив к тебе. Прости. Мне очень жаль.

— Да ладно, — ответил я. — Чего уж там, все понятно.

Он на минутку обнял меня, и мою веру в то, что между нами наконец-то снова все наладилось, омрачала сейчас лишь чересчур сильная хватка мертвых пальцев на моем плече.

Ганелон радостно захихикал и притащил еще один стул, поместив его по другую сторону сундука. Мое раздражение по поводу его чрезмерной болтливости уже улеглось, особенно после того приема, который оказал мне Бенедикт. Я не мог припомнить, когда еще видел своего брата в столь прекрасном расположении духа; а Ганелон был явно доволен тем, что ему удалось нас помирить.

Я улыбнулся и сел на предложенный мне стул; потом отстегнул Грейсвандир и повесил его на один из шестов, подпиравших палатку. Ганелон извлек откуда-то три стакана и бутылку вина. Расставляя стаканы и наполняя их вином, он заметил: