Андрэ Нортон - Аромат Магии

— Я буду настороже. Ты найдешь меня здесь. Но торопись… И скажи Мэттью, пусть прихватит веревки: они приторочены к седлам вьючных пони.

Разведчик, судя по всему, не был доволен решением принца и готов был поспорить с ним, однако он слишком долго служил под его знаменами, чтобы не знать, что, когда Лориэн что-то решил, переубедить его невозможно.

Джаспер говорил о следах… Лориэн отвел глаза от разбитого тела внизу. Тимус был тихим человеком, наделенным при этом многими талантами, которые принесли им всем ощутимую пользу. Однако всегда, когда его начинали хвалить, он смущался; кроме того, в отряде у него было не близких друзей. Чума оборвала жизнь какого-то очень дорогого ему человека, о котором он не говорил никогда; принцу всегда казалось, что Тимус сознательно избегает близких, дружеских отношений. Однако он служил принцу верно и усердно. Теперь он был мертв, и кому-то предстояло ответить за эту смерть. Лориэн не верил в несчастный случай.

Принц осторожно принялся двигаться вдоль края обрыва. Должно быть, след находится недалеко, иначе Тимус не погиб бы здесь.

Вскоре принц обнаружил следы — но понять их смысл не представлялось возможным. Кто-то бежал по направлению к обрыву, не видя, что ждет его впереди. Ветви кустов на его пути были обломаны, свидетельствуя о том, что бегущий падал и поднимался, чтобы снова нестись вперед в бешеной спешке. Однако, идя по следам в обратном направлении, Лориэн не нашел никаких признаков погони — ничьи следы не перекрывали след Тимуса.

Лориэн удалился от края обрыва уже на значительное расстояние. Справа от него поднимались камни, образовывая единую стену, следы Тимуса шли вдоль нее. Принц вынул из ножен меч. Идти дальше в одиночку было величайшей неосторожностью и глупостью, однако он должен был узнать, что случилось, какая опасность заставила Тимуса обратиться в паническое бегство; эта необходимость увлекала его все дальше с необъяснимой силой. Тут он наткнулся на другие следы — отпечатки конских копыт вели к просвету между двух зеленых стен, похожему на врата; следы Тимуса пересекали их. Лориэн остановился.

Его здравый смысл противился неведомому зову; однако он, не задумываясь, вышел на дорогу, по которой проехали всадники.

Какое-то движение… Лориэн быстро скользнул вправо, стыдясь собственной неосторожности и глупости; чувство стыда смешивалось с неостывшим гневом, охватившим его, когда он увидел мертвого Тимуса. Принц был хорошим разведчиком и опытным воином; сейчас здравый смысл подсказывал, что нужно поскорее уходить отсюда, но его ноги не слушались приказов разума и воли. На мгновение он осознал весь ужас такого положения; однако тело все еще повиновалось ему. Лориэн выхватил меч из ножен…

Наконец то, что угрожало ему, приняло конкретный облик — всего лишь человек в доспехах, — а в этом зрелище принц не нашел для себя ничего нового, несмотря на то что лицо незнакомца полностью скрывало забрало. Правда, таинственный воин был безоружен!

И тут страж — если это был страж — поднял руку и положил ее себе на левое плечо. Мгновением позже рука поднялась, послав в воздух нечто, напоминавшее живой бич зеленого цвета. Лориэн поднял меч. Сейчас он сражался со страхом — с тем страхом, от которого содрогалось его тело. Никогда прежде он не думал, что это возможно. Клинок принца рассек воздух — он должен был разрубить, сломать то, что летело сейчас ему в лицо…

Ничего подобного не произошло. Зеленая светящаяся полоса обвилась вокруг меча, словно острая сталь вовсе не могла ее повредить. Под действием страха, волны ужаса, поднимавшейся из самых глубин его существа, Лориэн отшвырнул клинок прежде, чем это нечто смогло коснуться его руки.

Страж не пытался напасть во второй раз: он просто стоял и ждал того, что должно произойти. Когда клинок со звоном упал на камни, зеленая лента соскользнула с него. Она по-прежнему двигалась — стремительно скользила по земле, словно змея, нацелившаяся на добычу.

Лориэн прижался спиной к одной из зеленых каменных колонн, потом попытался обогнуть ее. Однако за колонной оказался обрыв — не такой высокий, как тот, с которого сорвался Тимус, и все же, несмотря на доспехи, принц успел получить несколько весьма болезненных ушибов. Едва он подумал о том, что живая зеленая лента может последовать за ним, как через секунду его голова в шлеме ударилась о каменный выступ и тьма скрыла мир.

Женщина, сидевшая за столом, была очень занята; ее длинные пальцы двигались не переставая. Перед ней стоял ряд маленьких чаш, потемневших от времени и длительного использования, каждая из которых была наполнена каким-то мелким порошком. Но женщина не смешивала порошки, бережно и точно отмеряя их, как это бывало обычно; сейчас ее взгляд был устремлен на небольшой плоский камень, усеянный крохотными искорками света, похожий на кусочек звездного неба.

— Вы понимаете, — тихо говорила Халвайс, — то, что я делаю, запретно; и совершить такое можно лишь однажды. Я постилась и получила отпущение грехов, я проводила ночи в молитвах Звезде. И теперь… теперь все это уже не в моих руках: я — только инструмент.

Герцог молчал; канцлер еле заметно пошевелился в своем кресле и, кажется, собирался что-то сказать, но с его губ не сорвалось ни слова.

Халвайс принялась по щепотке брать порошок из темных чашечек: пепельно-серый; красный, как высохшая кровь; зеленый, похожий на свежие листья; синий, словно морские волны; белый — подобный прибрежному песку или хрупким раковинам…

Тщательно и осторожно она рисовала порошком нужный узор на Звездной таблице, которую с неохотой отдала ей Обитель. Халвайс всегда знала, что в ее роду есть особые таланты, передающиеся от матери к дочери. Некоторые женщины не решились заплатить высокую цену, необходимую для того, чтобы пробудить эти таланты к жизни. Она принадлежала именно к таким: гордилась своим мастерством целительницы, не пытаясь свершить ничего большего.

Крупицы цветных порошков, сдвигаясь сами по себе, тянулись к искоркам света — или, напротив, отступали от них. Красные и серые крупицы собрались вместе, не касаясь искр в камне. Теперь уже оба, герцог и канцлер, подались вперед, не решаясь даже вздохнуть, чтобы ничем не помешать происходящему.

Точно так же, как красные и серые частички порошка, казалось, притягивались друг к другу, крупицы другого цвета, казалось, тоже стремились найти те, что соответствовали им более всего…

Несколькими мгновениями позже все трое смотрели на готовую картину.

— Во имя Звезды! — голос Халвайс прозвучал как повеление. Движение порошка прекратилось.

Она смотрела на портрет, сложившийся из красного и серого порошка; портрет, исполненный так искусно, словно только что вышел из-под кисти живописца.