Дэвид Геммел - Рыцари темного леса

Около сухого дерева ожидал красный рыцарь, Эдрин.

— Итак, сказитель вернулся. Где же твой меч, рыцарь, где твой шлем?

— У меня нет меча.

— Я одолжу его тебе, чтобы ты мог защищаться.

— Нет. Если я убью тебя, жители деревни поплатятся за это. Ты обещал пощадить их, если я сдамся, и должен сдержать свое слово. — Нуада видел гнев в глазах рыцаря и понимал, что одержал победу. Если бы Эдрин убил его на поединке, по всему лесу разошлась бы весть, что новые рыцари Габалы слабее красных рыцарей короля. — Итак, рыцарь? — улыбнулся поэт.

— Если ты слишком труслив для боя, ты умрешь, как смерд.

Солдаты сняли с Нуады доспехи и поставили его у дерева. Двое вышли вперед с молотками и длинными гвоздями, и Нуада сцепил зубы, когда они приставили гвозди к запястьям его широко раскинутых рук. Молотки заработали, вгоняя гвозди сквозь плоть и кости в дерево. Из рук Нуады хлынула кровь, и тело его обмякло. Застонав, он с усилием приподнял голову.

Красный рыцарь вручил Рамату лук и колчан.

— Стреляй первым. Докажи свою преданность королю.

— Нет, — заморгал староста, — я не могу…

— Стреляй! — крикнул Нуада. — Иначе все окажется напрасным. Они все равно меня убьют. Это не ты убиваешь меня — это они. Стреляй. Я тебя прощаю.

Рамат взял лук и пустил стрелу в грудь Нуады. Эдрин стал вызывать всех мужчин деревни, одного за другим, и каждый посылал стрелу в безжизненное, прибитое к дереву тело.

Наконец все стрелы вышли, и рыцарь сел на коня. Солдаты строем двинулись за ним. Рамат бросился к дереву и стал вынимать стрелы из тела Нуады, шепча со слезами:

— Прости нас, прости.

В этот миг к ним слетел дух Лемфады. Оружейник обследовал северный край леса, и необычайно сильный всплеск страстей привлек его в эту деревню, теперь он парил над израненным поэтом.

Вспомнив оленя, он протянул к телу свои золотые руки и излил в него волшебную силу. Раны затянулись, но жизнь не вернулась к Нуаде.

Рамат и другие, для которых Лемфада был невидим, попятились прочь от дерева при чудесном заживлении ран.

Лемфада, несмотря на тщетность своих усилий, продолжал вливать чары в распятое на сухой яблоне тело. Ветви дерева задрожали, и на них набухли почки. Яблоня покрылась пышным бело-розовым цветом, и лепестки посыпались вниз, словно снег.

В конце концов Лемфада смирился с неизбежным: Нуада Серебряная рука был мертв. Оружейник покинул деревню и полетел, удрученный, к пещере.

Тогда Рамат поднял с земли яблоневый цвет и сказал односельчанам:

— Он говорил, что это священная война. Все вы видели знамение небес. Мы разошлем гонцов во все селения, и Нуада получит свою армию. Клянусь в этом всеми богами!

20

Королевские разведчики упорно штурмовали холм, с которого им навстречу летели стрелы, и лучникам в конце концов пришлось отступить. Элодан дождался, когда разведчики вошли в лес, и протрубил в рог.

Десятки воинов, выскочив из засады, набросились на врага с мечами и ножами. Элодан тоже достал меч и вклинился на коне в самую гущу боя. Разведчики дрогнули и побежали обратно с холма.

Тогда из леса на противоположной стороне появились Лло, Мананнан и еще около двадцати конных воинов.

Мананнан, топча бегущих, зарубил их знаменосца, выхватил у него королевский штандарт с черным вороном на голубом поле и вскинул высоко над головой.

Услышав грохот копыт, он повернул коня. В долину вливались пятьсот королевских конников. Рыцарь свернул влево, к лесу. Пятеро кавалеристов устремились за ним в погоню, и он, бросив знамя кому-то из повстанцев, обернулся к ним лицом. Отклонившись от копья, он сбил мечом державшего его всадника. Острие другого копья отскочило от его панциря, и меч прошел сквозь ребра врага. На столь близком расстоянии длинные копья остальных сделались бесполезными, и кавалеристы, побросав их, схватились за мечи, но это не спасло. Серебристый клинок Мананнана мелькал, рубя доспехи и кольчугу. Последний солдат попытался убежать, но пущенная из подлеска стрела вонзилась в бок его лошади. Конь сбросил всадника. Еще одна стрела попала солдату в бедро, и повстанцы добили его.

Мананнан, опершись на седло, стал смотреть, как кавалерия входит в долину. Лло и другие конники отступили за сосны, растущие на холмах.

Элодан, подъехав к нему, спросил:

— По-твоему, они будут нас преследовать?

— Нет, если они в здравом уме. Они не знают, сколько нас, а от копий в лесу столько же пользы, сколько от деревянных мечей. У нас большие потери?

— Около дюжины человек. Гвидион занимается ранеными. Ты Морриган не видел?

— Нет. Я думал, она с тобой.

— Она поскакала за разведчиками вон туда, на запад. Может, поищешь ее?

Мананнан кивнул и отправился, следя, не спрятался ли в кустах кто-нибудь из королевских солдат. Услышав чей-то жуткий вопль, он обнажил меч. Конь замялся перед поляной, откуда донесся крик, но Мананнан успокоил его и послал вперед. Конь прошел несколько шагов и снова остановился. Мананнан спешился, привязал его к дереву, прошел еще немного и увидел Морриган. Нагнувшись над бьющимся в агонии человеком, она впилась зубами ему в горло, тело жертвы съеживалось у Мананнана на глазах.

Рыцарь застыл, пораженный ужасом, а Морриган встала, вытерла кровь с губ и медленно обернулась.

— Мананнан?

— Снимай доспехи, — процедил он. — Быстро!

— Подожди! Позволь мне объяснить.

— Незачем объяснять, я все видел. Снимай доспехи, Морриган, пока я не убил тебя на месте.

— Ты думаешь, тебе это по плечу? Вир дал мне силу.

— Я знаю, что мне это по плечу, и ты тоже знаешь. Снимай доспехи. Ты позоришь все, что они олицетворяют.

Какой-то миг ему казалось, что она бросится на него, но она уронила меч и стала расстегивать свой серебристый панцирь. Он молча ждал, пока она осталась в голубой рубашке и серых бриджах.

— А теперь что? — спросила она.

— Теперь ты уедешь. Если я увижу тебя в лесу еще раз, ты умрешь. Убирайся с глаз моих долой.

— Я не виновата! — вскричала она. — Я не хотела становиться такой. — Он не ответил, и она подошла ближе. — Не гони меня, Мананнан.

— Если ты пробудешь здесь еще минуту, я снесу тебе голову с плеч. Убирайся! — Его ярость испугала ее, и она бросилась бежать через поляну. Мананнан, весь дрожа, опустился на землю. Там его и нашел Элодан через некоторое время.

Мананнан рассказал ему о том, что видел, и магистр вздохнул.

— Она по-своему права, Мананнан. Она не хотела быть вампиром — ее сделали такой. Но и ты поступил правильно, прогнав ее. Поможешь мне снять шлем? — Мананнан отстегнул его от ворота и повернул. — Спасибо, дружище. В доспехах я чувствую себя еще более бесполезным, чем раньше. Предоставленный сам себе, я даже панцирь не мог бы снять.