Марек Гот - Я не люблю пятницу

— За что его?

— Ни за что. О нем забыли или бумаги потеряли. Он тоже армейский был, потому, наверное, меня к нему и сунули. Раньше он в обслуге офицерской кухни служил. Восемь лет назад он и кладовщик с продовольственного склада начали потихоньку от запасов аристократической жратвы отщипывать. Кладовщик зарвался, а когда ему хвост прищемили, то слил Макса вчистую. Ерундовое дело. Дальше передовой не послали бы. И то в самом фатальном случае. Его в каземат посадили, потому что забито все было под завязку, а каземат в двух шагах от гарнизонной находился. Утром должны были в трибунал отвести, а ночью как раз вся эта кутерьма началась… Ну, когда королевства порталы открыли и за шесть часов столько войск сюда накидали, что только через семь лет их зачистили. Тогда вся Западная часть, как колода карт была — красное, черное, и цвета менялись с той же скоростью, как колода тасуется. Так что всем не до Макса было. Он и не высовывался. Повесить запросто могли и те и другие. А когда немного все успокоилось и власть стала меняться не каждый день, а хотя бы раз в неделю, то напомнил о себе. Только все уже… Поздно. Люди новые, никто его не знает, бумаг нет. То ли сгорели, то ли лежат неизвестно где. Самое забавное, что у него даже жетон не забирали. Он должен был часов десять там просидеть, пока судьи не явятся.. Толку только с того жетона… Что наши судейские, что ихние, включили свой обычный принцип — не чеши и само пройдет. Если проблему игнорировать, то она рано или поздно исчезнет. Проще, конечно, было бы его повесить, но и тут никто на себя ответственность брать не хотел. Какого это хрена армейский в каземате сидит? Тут наверняка кто‑то из высших чинов завязан. Никому же в голову не придет, что охрана гарнизонки и каземата бухали вместе в тот день.

— Когда я в первый раз с Лэном пообщался, то решил, что голова у него прохудилась основательно. Это ошибка была. Он был полностью сумасшедший и головы там не было вообще. Сквозняком снесло. Восемь лет в одиночке и без солнца. Он и жив‑то был, наверное, только потому, что не соображал ничего в принципе. За то время, что я там сидел, мне раза три основательно казалось, что я в его реальность на постоянное место жительства переехал. Только других собеседников все равно не было, так что я к нему даже привык. Он постоянно о солнце говорил. Причем чаще всего я даже не понимал, что это разговор о солнце. Для него это просто было каким‑то символом… Символом новой жизни, власти, бога, всего на свете и самим светом. Миром. Понять невозможно, так что и не пытайся. Он и ход‑то начал рыть, чтоб к солнцу выйти. Видимо, давно очень начал. Когда — не знаю, потому что во времени он вообще никак не ориентировался. Даже прошлое от будущего не отличал. Но вот свои первые месяцы или годы тут, помнил до деталей. А то, что очень давно копать начал… Там вокруг только камень. Из стены валун выковырять просто невозможно. А вот из пола — теоретически возможно. И валуны поменьше и не связаны между собой, только накрепко утрамбованы в несколько слоев. И вот этот, абсолютно умалишенный, человек мало того, что расшатал и вытащил эти валуны… а они здоровые были, тяжелые… Мало того, что он их вытащил, так он еще и землю рыть начал. Такую аллею прокопал, что до сих пор не могу понять — как его там не завалило. Я вначале думал, что у нас крохотная камера. Оказалось, что это все земля из хода. Он и меня к солнцу пригласил. Говорил, что нас там ждут и столы уже накрыты. Правда, из рассказанного, я понял, что помойные крысы в Федерации питаются лучше, чем подданные Солнца. И не ждал нас там никто по той простой причине, что Максим упорно копал не в ту сторону. Понятия не имею, что там находилось. Скорее всего — продолжение казематов. Нет, если бы его не завалило, то куда‑нибудь он дорылся бы в конце концов. Но у меня столько времени не было. Петля на горизонте даже сомнений не вызывала. Я ему дня три пытался ошибку объяснить. Он ведь рыл землю так, что барсуки обзавидовались бы, а тут и копать всего ничего было. А уж по сравнению с тем, что уже сделано… Короче, ничего я ему объяснить и доказать не смог. Сам рыть начал. Макс быстрее управился бы. Он и в темноте ориентировался, как летучая мышь. Только стимул у меня был похлеще, чем горы сухарей и бочки воды.. Землю сыпать было некуда, так я проходы в камере засыпать начал. Хорошо, что ночью на поверхность выполз. Хоть и уже перед рассветом, но еще темно было. В тот раз повезло. Вернулся за Максом…

— А зачем?

— Ну… Солнце он хотел увидеть… привык я к нему… Да это вообще его ход был. Я даже не знаю, сколько он на эти валуны сил угробил. Мне бы точно времени не хватило. Вернулся за Максом, он идти не хотел по моему ходу, но я его просто затолкал туда. Не до церемоний было. Пока из города выбираться было опасно, так я его в Нижний собрался тащить. Но не успел. Умер он.

— От чего?

— Не знаю. Просто умер. Дождался рассвета, посмотрел на солнце, вздохнул и умер. Может, это и к лучшему. Он же абсолютно сумасшедшим был. Просто не представляю, чем бы он мог потом заняться.

— Похоронил где‑то?

— Нет. Ни времени, ни сил, ни возможностей не было. Надо было еще попробовать свой меч отыскать, вещи, деньги, жетон… Меч- то уж точно в трибунале должен был быть.

— Меч, вижу, нашел.

— И меч и вещи. Просто надо знать, где искать. И дело свое нашел. Только деньги и жетон пропали. Но я их особо и не искал. Куда мне с этим именем соваться? Приговор, кстати, уже был подписан. Так что вовремя я обулся. Хотел судейских обождать — пара часов всего осталась, но решил судьбу не искушать. И так уже джек–пот сорвал.

— Чегой‑то понесло меня… Никогда такого не было. Дьявол! Да я в жизни столько о себе не говорил! Я вообще никогда столько не говорил. Как‑то неловко даже. Чего ж меня повело так? Я мельком взглянул на Блока. Он сидел с мрачным видом и затягивался сигаретой.

— В Фаро как очутился?

— Ну уж хватит. Цирк уехал и клоунов тоже с собой прихватил.

— Слова у меня закончились. Расскажи лучше, каким это образом вампирский магистр задолжал тебе?

— Это плохая история. И вспоминать ее мне неприятно. Потом… может быть.

— Не! Ну вы видели родственника! Я тут мозоль на языке себе натер, а ему вспоминать неприятно!

— А–а-а… Конечно. Извини, что спросил. Я ж не думал, что тебе плохие истории вспоминать неприятно. Не догадывался даже. Не предполагал. Я ведь свои истории всем подряд рассказываю. По несколько раз. Главное — чтоб у слушателей уши были.

— Извини. Я понял. Но история действительно… В детали я углубляться не буду. Сейчас они уже не имеют значения, — Александр собрался и одним духом выпалил. — Я помог Шайсу основать Сиут.