Евгений Шепельский - Имею топор – готов путешествовать!

О-о, Гритт, а как же аллин тир аммен?

Нет, Виджи куда больше нравилась мне, когда пыталась меня прирезать. А сейчас, после ее равнодушного ответа, мне показалось, что… Короче, если она хотела внушить мне вину за то, что я сегодня отчебучил, то это ей удалось. Ночь поблекла, потеряла в красках. Меня обдало холодом.

Я потер затылок (там уже выросла порядочная шишка), чуть не пнул мертвеца, чтобы еще позлить эльфийку, и выцедил слова, банальней которых не сыскать:

– Спасибо, добрая фея. Вы спасли мою жизнь. Никогда этого не забуду.

Она расщедрилась на короткий кивок, заставив почувствовать себя глупым своевольным пацаненком, за которым бегает его беспокойная мамаша. Ее лицо стало совсем неподвижным, глаза отгородились от меня стеной равнодушия. Никакого упрека во взгляде, но я ощущал вину за содеянное при полной уверенности в своей правоте!

Вот как у нее это получается, а?

Она эльф, напомнил я себе, не человек. И дело не в острых ушках и одуряющем аромате, нет. Она иначе воспринимает мир, судит человеческие поступки по своей мерке. Эмоции, этика, мораль – все другое. Возможно, алогичное с моей точки зрения, но увы. Я в очередной раз ее разочаровал. Но я не мальчик, не нужно мне читать нотации. В этом походе я определяю, что плохо, а что хорошо, и что нужно сделать для нашего спасения. Разочаровал? Ладно. Зато мы живы.

– Пожалуйста, больше не называйте меня доброй феей, Фатик.

Трижды яханный фонарь троллю через огрово колено! Мне, что, просить у нее прощения за дело своих рук? Или извиниться за то, что, спасая меня без моего согласия, она пролила кровь Охотника?

– Как пожелает добр…

Фея молча сунула меч в ножны за плечами и начала подниматься по склону ложбины. Будь я скверным поэтом, я бы сказал, что ее ровная спина и хвост золотистых волос выражают презрение в мой адрес.

Возвращаясь назад, мы не перемолвились и словом. Я чувствовал себя так, будто меня отпинали, затем избили хорошей дубовой палкой и напоследок обдали ведром колодезной воды. Виджи двигалась в трех ярдах от меня, легко обходя все препятствия. Казалось, трава не пригибается под ее невесомыми шагами. Помимо воли и вопреки самочувствию мое внимание то и дело возвращалось к изгибам ее тонкой фигуры. Пожалуй, тут были виноваты кандалы воздержания, которыми я себя сковал.

А, Гритт, "кандалы воздержания"! Ну, теперь называйте меня скверным поэтом!

Надо было видеть глаза Имоен, когда мы с Виджи очутились около вербы! Восторг на ее мордашке увял, сменился удивлением, а потом целым разрядом эмоций, которые она быстренько спрятала. Я спросил, как ни в чем не бывало:

– Все улажено?

Имоен наградила меня язвительным взглядом и косо посмотрела на эльфийку:

– Угу.

Я откашлялся и набрал воздуха в грудь.

– Тогда плотнее закройте уши, девушки. Виджи, это приказ! Сейчас я заору, как сотня бесноватых фанатиков при виде мощей святого Агристолы. Нет, я не сошел с ума. Это боевой клич варваров Джарси. Нас услышат враги, этот крик пронизывает землю на целую лигу, ложится поверх всех звуков, и… Виджи, закрой уши плотно! Это приказ!

Она, колеблясь, все же прижала уши ладонями.

Ну и я крикнул.

С вербы посыпались листики. Дедуля Трамп был бы доволен своим лучшим учеником. Обе девицы уставились на меня расширенными глазами, Виджи встряхнула головой, заморгала, точно увидела кошмар наяву.

– Я редко использую этот дар, – скромно поведал я. – Ежели так реветь каждый день, чего доброго, ума решишься. Сейчас наши недруги зашевелятся, хватятся часовых, найдут их и… Ну потом как карта ляжет. Вернее – три карты, которые мы отправили к Ночным и Убийцам. Все, дернули, Скареди ждет нас!

Мы двинулись так: я впереди, Имоен справа, почти вплотную, а Виджи – слева, в отдалении от нас. Мне это не нравилось. Я вспомнил сцену в ложбине и слова Альбо о том, что завтра кто-то из команды имеет все шансы откинуть копыта, но, мол, его спасение – в руках любящей женщины.

Виджи меня спасла, но закавыка была в том, что еще не перевалило за полночь, и завтра не наступило, да и эльфийка никак не выглядела любящей женщиной.

Может быть, Альбо ошибся в расчетах?

Шум от биваков бандитов накатил внезапно, приливной волной. Мое лицо перекосила ухмылка – все получилось! Я показал Имоен большой палец, она кивнула, сверкнув зубами.

Виджи остановилась на миг, навострив уши. Потом оглянулась на меня, слегка, в пол-оборота. Глаза блеснули… презрительно.

Гритт!

На подходе к лагерю Виджи отклонилась в сторону и, когда мы с Имоен поднялись по склону, вышла со стороны ручья, ни капли не запыхавшись. Один принц знал, что произошло, но сделал вид, что на глазах у него шоры, а в ушах – затычки. Мы переглянулись, и Квакни-как-там-его передернул тонкими плечами. Все-таки, из этой пары он вел себя наиболее разумно (когда молчал).

Про Олника этого было не сказать.

Он сидел у прогоревшего костра, нахохленный и усталый, как курица-несушка, только что разродившаяся тремя-четырьмя яйцами. Пока я отмывался в ручье (Имоен делала то же самое, только за кустиками), он пришлепал за мной и вздохнул так, будто нес на своих плечах тяготы всего мира.

– Мы с Крессиндой полаялись.

– Фр-р… Что-что?

– Мы полаялись, пока ты бегал устраивать свои хитрости. Я пошел выяснить отношения, ведь положение-то у нас шаткое…

(Гритт, где он нахватался таких оборотов?)

– …имы можем завтра погибнуть, так что я надумал прояснить все заранее.

(Любовничек хренов!)

– Фр-р… Та-а-к…Много навыяснял?

– Ну, мы поговорили немножко… Она назвала меня безбородым отщепенцем, а я ее – толстой дурой, помешанной на доминировании…

(О-о-о! Альбо что-то неверно понял в своем гороскопе! Если кого завтра убьют, так это моего подельника!)

– …А она обозвала меня карликом! Ты это представляешь, Фатик? Карликом! Ну тогда я сказал, что Жрицы Рассудка превращают наших мужчин в половые тряпки. Что, если оно так и дальше будет продолжаться, мы, гномы-мужчины со всех концов Северного континента, скоро вконец обабимся и начнем кормить детей грудью!

Я поперхнулся водой.

– А вы что, правда способны кормить детей грудью?

– Эркешш… Нет, конечно! Ты за кого нас принимаешь?

– За гномов-мужчин, способных кормить детей грудью. Но продолжай.

– Дохлый зяблик!.. Я сказал, что скоро с нас, как шишки с елки, опадут все мужские достоинства…

– Мама…

– А гномши их подберут и приладят к себе. Голос у них огрубеет, начнет расти борода. Придет капец всему гномскому мужскому роду. В общем, я показал на Крессинду…