Терри Пратчетт - Вор Времени

— Нет, в Золотом Ассорти В&Б есть еще шесть, — сказала Сьюзен. — Три из крема с белым шоколадом, покрытые с черным, и три со взбитыми сливками в молочном шоколаде. Они в серебристой обер… Послушайте, я просто знаю, ясно? Может пойдем, а? Только без разговоров о шоколаде.

— Нет над нами твоей власти, — сказал Ревизор. — Мы не из живущих.

— НО ВЫ ПРОЯВИЛИ ВЫСОКОМЕРИЕ, ГОРДЫНЮ И ГЛУПОСТЬ. ЭТО ЭМОЦИИ. Я БЫ ДАЖЕ СКАЗАЛ ПРИЗНАКИ ЖИЗНИ.

— Простите? — позвала сияющая фигура в белом.

— Но ты один вышел против нас!

— Простите?

— ДА? — сказал Смерть. — ЧТО ВАМ?

— Это Апокалипсис, так? — раздраженно уточнила сияющая фигура.

— МЫ БЕСЕДУЕМ.

— Да, но это ведь Апокалипсис? Вообще-то конец вообще-то света?

— Нет, — сказал Ревизор.

— ДА, — сказал Смерть. — ЭТО ТАК.

— Здорово! — сказала фигура.

— Что? — сказал Ревизор.

— ЧТО? — сказал Смерть.

Фигура смутилась.

— Ну, конечно, не здорово. Совсем даже нездорово. Но ведь я здесь для этого. Я вообще для этого, — она подняла книгу. — Э, у меня в записях появилось место с пометкой «готово». Уау! Так давно уже ничего не происходило, ну понимаете…

Смерть посмотрел на книгу. Обложка и все страницы в ней были сделаны из железа. На него снизошло озарение.

— ТЫ АНГЕЛ, ОДЕТЫЙ В ОДЕЖДЫ БЕЛЫЕ С ЖЕЛЕЗНОЙ КНИГОЙ ИЗ ПРОРОЧЕСТВА ТОБРУНА? Я ПРАВ?

— Точно! — ангел поспешно пролистал бряцающие страницы. — И с вашего позволения, там сказано «облачен». Обла-ченнн. Мелочь, я знаю. Но люблю, когда это произносят правильно.

— Что здесь происходит? — заревел Ревизор.

— НЕ ЗНАЮ, КАК ТЕБЕ СКАЗАТЬ, — сказал Смерть, игнорируя его. — НО ТЫ ЗДЕСЬ НЕЗАКОННО.

Страницы перестали клацать.

— Что вы имеете в виду? — подозрительно осведомился ангел.

— КНИГА ТОБРУНА НЕ СЧИТАЕТСЯ ОФИЦИАЛЬНЫМ ЦЕРКОВНЫМ ДОГМАТОМ В ТЕЧЕНИИ ВОТ УЖЕ СТА ЛЕТ. ПРОРОК БРУТА ОБЪЯСНИЛ, ЧТО ВСЯ ГЛАВА БЫЛА МЕТАФОРОЙ, ОПИСЫВАЮЩЕЙ СРАЖЕНИЕ БОГОВ СО СТАРОЙ ЦЕРКОВЬЮ. ОНА НЕ ВОШЛА В ИСПРАВЛЕННУЮ ВЕРСИЮ КНИГИ ОМА, ТАК БЫЛО РЕШЕНО СБОРОМ ДУХОВЕНСТВА.

— Что?

— ПРОСТИ.

— Меня вышвырнули? Как чертовых кроликов и сироп?

— ДА.

— И тот кусок, где я трублю в трубу?

— ОХ, ДА.

— Вы уверены?

— Я ВСЕГДА УВЕРЕН.

— Но ты Смерть, а это Апокалипсис? — сказал Ангел в отчаянье. — Значит…

— К СОЖАЛЕНИЮ, ТЫ БОЛЬШЕ НЕ ЯВЛЯЕШЬСЯ ОФИЦИАЛЬНОЙ ЧАСТЬЮ ПРОЦЕССА.

Уголком сознания Смерть следил за Ревизором. Ревизоры всегда слушают, что говорят люди. Чем больше говорят люди, тем более единодушным становиться решение, и тем меньше несет ответственности каждый в отдельности. Но этот Ревизор начал выказывать признаки нетерпения и раздражения…

Эмоции. Эмоции делают тебя живым. А Смерть знал, как поступать с живыми.

Ангел оглядел вселенную.

— Что же мне тогда делать? — взвыл он. — Это то, чего я ждал! Тысячи лет! — он уставился на железную книгу. — Тысячи скучных, утомительных, зря потраченных лет… — бормотал он.

— Ты уже закончил? — Сказал Ревизор.

— Одно большое явление. Вот и все что мне надо. Это мое предназначение. Ждешь, тренируешься — а потом тебя просто вычеркивают, потому что сера больше не в моде? — Ангел добавил горечи в свой ангельский голос. — И никто не сказал мне, конечно…

Он посмотрел на заржавевшие страницы.

— Следующим должен быть Чума, — пробормотал он.

— Значит, я опоздал? — донесся голос из ночи.

И появилась лошадь. Он расцвел болезненной улыбкой, похожей на гангренозную рану прямо перед тем, как придет цирюльник-хирург с ножовкой.

— Я ДУМАЛ, ТЫ НЕ ПРИДЕШЬ, — сказал Смерть.

— Я не хотел, — источил Чума. — Но у людей появились такие интересные болезни. И я был не против поглядеть, как появятся хворьки, — он подмигнул Смерти покрытым коростой глазом.

— Хочешь сказать хвори? — Подсказал ангел

— Боюсь, что именно хворьки, — сказал Чума. — Люди неплохо продвинулись в био-конструировании. Уже появились нарывы, которые кусаются.

Вас двоих все равно недостаточно! — рявкнул Ревизор в их сознании.

Из тьмы появился конь. На некоторых вешалках бывает больше плоти.

— Я тут подумал, — сказал голос. — Может и есть вещи, ради которых стоит подраться?

— И они?… — сказал Чума, оглядываясь.

— Салатные бутерброды с маслом. Против этого не попрешь. Этот вкус разрешенной смеси. Чудесно!

— Ха! Ты Голод? — сказал ангел с Железной Книгой. И вновь загремел тяжелыми листами.

— Это, это, это нонсенс — салатные бутерброды?[18] — закричал Ревизор.

— Злость, — подумал Смерть. — Сильное чувство.

— Я люблю бутерброды? — сказал голос в темноте.

И другой, женский ответил:

— Нет, дорогой, у тебя от них появляется крапивница.

Лошадь Войны была гигантской и красной. С луки седла свисали головы мертвых воинов. А на Войне повисла мрачная миссис Война.

— Все четверо. Бинго! — сказал Ангел Железной Книги. — Многовато для Совета духовенства!

Вокруг шеи Войны был повязан шарф. Он смущенно посмотрел на остальных Всадников.

— Он не будет надрываться сам, — резко сказала миссис Война. — А вы не посмеете втянуть его во что-то опасное. Он не так силен, как думает. Он сам не знает, чего хочет.

— Значит вся шарашка в сборе, — сказал Ревизор.

— Бахвалится, — подумал Смерть. — И самодоволен, к тому же.

Звенели металлические страницы. Ангел Железной Книги выглядел озадаченным.

— Вообще-то, мне кажется, это не совсем верно, — сказал он.

Но никто не обратил на него внимания.

— Начинайте свой фарс, — сказал Ревизор.

— Вот ирония и сарказм, — отметил Смерть. — Наверное, они нахватались этого от тех, что сейчас на Диске. Все это понемногу в сумме составляет… личность.

Он оглядел ряд Всадников. Они посмотрели на него. Голод и Чума едва заметно кивнули головами.

Война повернулся в седле и сказал своей жене:

— Прямо сейчас, дорогая, я точно знаю, чего хочу. Не могла бы ты слезть?

— Вспомни, что случилось, когда…

— Быстро, моя дорогая, — сказал Война, и хоть в этот раз в его голос оставался спокойным, в нем зазвенело эхо оружейной стали и бронзы.

— Э… о, — миссис Война казалась напуганной. — Говоришь прямо как тогда…

Она замолчала, на миг залилась счастливым румянцем и соскользнула с лошади.