Игорь Ковальчук - Бастард: Сын короля Ричарда

Кавалькада прошла по улицам Мессины, разгоняя с дороги людей. Молодой рыцарь смотрел по сторонам лишь затем, чтоб не пропустить блеск металла в руках какого-нибудь фанатика, способного угрожать жизни и здоровью короля. Но, разумеется, он не мог не заметить, как сильно отличается сицилийский город от любого английского. Улочки — то широкие, годные под ярмарку, то узкие настолько, что конный, проезжая по ней, коленями задевал противоположные стены, — были вымощены крупным булыжником и выбелены солнцем. Дерева на Сицилии всегда ощущался сильный недостаток, камня имелось в избытке, потому-то почти все дома возводились из камня, поверху отштукатуренного глиной. Дик никогда прежде не бывал на Востоке, не видал тамошних городов, но слышал рассказы и решил, что, видимо, так они и выглядят — ни одного окошка не выходит на улицу, только во дворы, большие площади изобилуют темными и низенькими лавками, и пахнет чем-то пряным и сладким.

Через западные ворота король и его свита выехали из Мессины. По обе стороны дороги потянулись деревца, припорошенные пылью, кажущиеся темными и заморенными. Природа Сицилии, с одной стороны щедрая и обильная, частенько бывала сурова — солнце опаляло траву до желта, прокаливало землю, если не подоспевал дождь. Быть может, по этой причине Сицилия не менее, чем своим виноградом, пшеницей и оливками, была знаменита также скотом. Зримое свидетельство — мирно пасущиеся отары овец встречались на всем пути от стен города до увитой виноградом с матово-синими, забеленными пылью ягодами, виллы Реджинальда из Мугека.

У закрытых ворот Ричард остановил коня, негодуя, хоть и, по большому счету, напрасно — распахивать створки настежь уже несся целый десяток слуг. Аллея от воротных столбов до беломраморного крыльца была обсажена фруктовыми деревьями, отделана низенькими каменными колоннами, по которым вились растения с крупными, лилиеобразными разноцветными чашечками цветков. Вьюнок, добравшись до капители колонны, перебирался в кроны деревьев, и над аллеей образовалась естественная триумфальная арка, до которой далеко было любой, созданной человеческими руками.

Хозяин поместья уже стоял в дверях, когда король Английский остановил жеребца у ступеней, спустился и сам придержал стремя, пока Ричард спешивался. Король снисходительно поглядывал на лебезящего хозяина виллы. Он уверял, что он никак не ожидал столь неожиданного появления его величества, что государю следовало отправить вперед герольда, дабы все успели подготовить. Своеобразное извинение приняли, после чего Ричард последовал за Реджинальдом, обещавшим накрытый стол и достойный отдых.

Рыцарей и оруженосцев без церемоний отвели на кухню, усадив за огромный стол. Здесь нечего было ожидать изысканных яств вроде яиц, фаршированных соловьиными язычками, но мужчины в них и не нуждались. Слуги, опасливо косясь на рослых длинноволосых англичан, подали желтоватый свежевыпеченных хлеб, оливковое масло первого отжима в широкой миске, овечий сыр и куски напластованного жареного и копченого мяса. Чем тут быть недовольным? Дик обмакивал ломоть в масло и уплетал за обе щеки.

Рядом с ним сидели и более голодные рыцари, которые, как Трагерн, очень тяжело переносили путешествие по морю, даже самое короткое. Серпиана, не последовавшая за королем за почетный стол, хотя хозяин виллы делал ей знаки, с удовольствием лакомилась мясом, поджаренным с кровью и при этом с хрустящей корочкой, болтала ногами, как ребенок, и с увлечением слушала разговоры мужчин.

А о чем могли говорить воины? Ну конечно, о войне. Оказалось, не один корнуоллец такой любопытный, остальные по дороге в гости к Реджинальду из Мугека тоже примеривались к Мессине и пришли к выводу, что брать ее — дело хитрое и непростое.

— Одни эти улочки чего стоят! — твердил Роберт из Саблайля. — Да там младенец с луком остановит с десяток рыцарей.

— Хорош младенец!

— Ну, не младенец…

— Не остановит, — покачал головой Дик. — Улочки слишком извилисты. Нет расстояния, которое можно простреливать. Поставить щит и переть на лучника — и все. Сколько стрел он успеет выпустить, прежде чем его сметут?

— По ногам парочку успеет. Этого хватит.

— Взять ростовой щит.

— А потом что с ним делать? Он едва-едва впишется в улочку!

— Потом опрокинуть на лучника. Пусть побарахтается.

— Да уж. — Серпиана макнула кусочек хлеба в масло. — Один толчок щитом в грудь — и лучник съест свой щит.

Дик рассмеялся.

— Эй, корнуоллец, — окликнул его Вильгельм из Улера. — Твоя леди смыслит в щитах и луках?

— В достаточной мере… Кстати, скажи мне, Роберт, что это тебя понесет в узкие улочки? Тебе широких мало?

— Ну а вдруг придется?

— Вдруг только голуби гадят, это известно. Ерунда. Узкую улочку всегда можно обойти.

— …Но зато лавки здесь должно быть, богатые… Рич, что так смотришь? Должен же я хоть что-то привезти своей жене! И сестер у меня много.

Рич, он же Ричард из Камуиллы, фыркнул. Он и сам был не против пограбить, но говорить об этом так откровенно, так прямо считал неприличным. Возвышенная мечтательность глаз Роберта, примеривающегося к излюбленному занятию наемников и рыцарей — выбору трофеев, смешила владетеля известного английского замка. Кроме того, Сицилия — это почти Европа, где-нибудь на Востоке можно позволять себе что угодно, здесь же следует держать себя в руках…

— Какая Европа? Да эти грязные итальяшки немногим лучше евреев. Надо было и им устроить хороший погром — охотней бы платили. Слишком они скупы, слишком много о себе думают, что евреи, что ломбардцы!

"Тебя бы погромили, — подумал Дик, вразрез с модой относившийся к тем и другим с терпимостью, которую можно было объяснить разве что молодостью корнуоллца, — он еще мало кого ненавидел, и евреев, и итальянцев среди его врагов не имелось. — Тебя и твою семью". Потом вспомнил, что у говорившего не осталось семьи, а жены и детей он не нажил, и промолчал.

Ужин завершился уже к закату, и, прихватив с собой Серпиану, молодой рыцарь отправился отдыхать, хотя его тоже звали веселиться. До него, устроившегося с девушкой в темном углу на набитом соломой тюфяке, доносились звуки музыки и чье-то пение. Пели на итальянском, и, не разбирая слов, корнуоллец с удовольствием воспринимал их как часть музыки и ничего более.

— О чем поют? — спросила, прижавшись к нему, Серпиана.

Он поднял руку и стал перебирать ее волосы. Они — такие черные и блестящие — отражали лунный свет, проникавший в окошко, забранное узорной решеткой, Дик наслаждался их переливом и тяжестью, потом отпустил. Ее локоны, щекоча и лаская, упали на его обнаженное плечо. Потянувшись, он поцеловал девушку, податливую, как вода, ароматную, как спелое яблоко, нежную, как руно ягненка, и только тогда окружавшая его жаркая Сицилия, где даже в сентябре душны ночи, показалась ему прекрасной.