Елена Лирмант - В поисках Белого города

Я оглянулся на Никке. Она застыла от восхищения: — Этого не может быть, — твердила она, с гордостью глядя на девочку, и причитала: — Держись, молодец! Да, ты силачка!

Ну, почему так всегда бывает! И в самый напряженный момент, сзади нас послышалось: — Эй-хо! Что тут происходит!

Мальчишки попадали. Девочка прижала руки к груди и опустила головку, Никке вскрикнула, я оглянулся. Старшая мать, как назвал эту красивую и совсем еще не старую женщину, мой провожатый, смотрела на нас. Рядом с ней стоял мальчуган, которого я увидел около костра. Увидев, мальчика Никке вскрикнула: — Ты???? Здесь????

Почти с теми же интонациями, как я, несколько часов назад. Мальчик покосился на меня, кивнул, и направился от нас в сторону, Никке побежала за ним. Я с грустью проводил ее взглядом.

— Я жду ответа! — сурово повторила старшая мать.

— Играем, — сказал я.

— В чем суть игры?

— Обман зрения, — равнодушно ответил я. — Просто малышка, удерживает веревку, которую тянут четыре мальчика.

— Этого не может быть, — возмутилась женщина, — девочка еще слаба.

— Вы не поняли меня? Это обман зрения!

— Зрение нельзя обмануть, — нахмурилась старшая мать.

И тогда я обратился к ребятам. — Ну, кто понял, в чем суть? — Они молчали, потупив глаза. — Тогда продолжим. Ну, малыш, еще раз крепче сожми ладошки, а вы начинайте. И думайте!

Мальчишки взяли свои концы, и уже не стесняясь, стали тянуть. Девочка стояла, широко расставив ноги, крутила головкой и звонко смеялась. Старшая мать, удивленно взирала на происходящее и хмурилась.

— А я, кажется, понял, в чем суть, — к нам подошёл жрец.

— Ну, так скажи, — попросила женщина. — Действительно обман зрения. Этого не может быть. Она такая слабенькая.

— Тогда неинтересно будет!

На поляне стали собираться другие раттерианцы. Двое молодых парней подошли к мальчишкам и спросили:

— Можно нам попробовать?

Мальчики опустили свои концы, и, понурив головы, отошли. Юноши взяли кушак с разных сторон и потянули, ноги девочки оторвались от земли, и она повисла на кушаке, визжа от счастья. К ней подбежала молодая женщина, видимо ее мать, схватила на руки, поставила на землю, выдернула «веревку» из рукава платья, и подняла над собой. Раздался всеобщий смех!

— Пойдем, — взял меня за локоть жрец, — тебе надо отдохнуть, завтра уходим рано!

Мы вошли в дом. Настроение мое было окончательно испорчено. И меня уже не задели яростные ненавидящие глаза второго мальчика, виденного мною у костра, ни равнодушный взор раттерианца постарше, которые сидели за столом, и молчали. Жрец посадил меня за стол, поставил передо мной поднос с едой, а потом показал глазами на кровать. — Поешь и отдохни, — еще раз повторил он, сел рядом и замолчал. Я принялся за еду, совсем не ощущая вкуса, и не обращая внимания на то, что ел. Просто жевал, что-то похожее на хлеб, пил, какую-то жидкость и грыз плоды, лежащие на тарелке.

Покончив с едой, я вытер рот салфеткой, которая лежала около меня, и обратился к своим будущим спутникам:

— Я иду с вами. В пути, мы должны общаться как-то. Но мне нельзя знать ваши имена. Я — мидгардец. Поэтому предлагаю, придумать на время путешествия новые.

В ответ тишина. Подождал немного:

— Раз не хотите придумывать сами, вот мое предложение — ты, я покосился на жреца, — будешь Старшим, он — взгляд в сторону второго — Средним, ну а ты, посмотрел на мальчишку — Младшим! А меня зовут Константин Романов. Предпочитаю, чтобы меня звали по имени, Константин.

— Ко-са-та-нин, вскрикнул мальчик, — а почему я Младший?

— Не Косатанин, а Константин, — поправил я, не хочешь быть Младшим, сам придумай себе имя.

— У тебя трудное имя, — огрызнулся мальчуган.

— Согласен. Можно его упростить. Скажи, как бы ты назвал меня?

— Коста! Нравиться?

— Если мне не изменяет память, так вы называете ветер, который дует в спину, у нас его называют попутным, потому что он помогает идти. Ну, что ж, согласен. Пусть будет Коста! А твое имя, мальчик?

— Я не мальчик, — вскрикнул он и покраснел.

— Неужели девочка? — усмехнулся я.

— Па… Младший, эй-хо! — прикрикнул на мальчугана Старший. И тот замолчал, но надулся, как мышь на крупу.

А я поблагодарил за еду, разулся, лег на кровать, отвернулся к стене и долго лежал, вспоминая Никке. В этот момент я понял, что эта девушка стала для меня единственной! И что она как радуга в умытом дождем небе, прекрасна и недосягаема для меня. — Эх, Дан, и почему ты остановил меня? — думал я. — Спасти, чтобы снова лицом ткнуть в чёрную пустоту безысходности…

Глава II

Меня трясли за плечо: — Коста, вставай, нам пора!

Мы вышли из дома. У каждого за плечами был мешок, что в нем, я не знал. Но по тяжести, которая отдавливала мне плечи, догадался, что там продукты, а то, что в спину ничего не упиралась, предположил, что есть что-то мягкое, вроде одеяла. Не успели мы выйти из селения, как показалась старшая мать. За ней шёл тот мальчик, которого увела Никке. Сердце ёкнуло. Но я только сжал зубы. Мальчишка был красив, как все жители этой планеты. Только в нем было столько грации и выразительности, отличающих его от моих спутников мужчин, что уколы ревности сразу превратили мальца в персону нон-грата. Старшая мать поцеловала мальчика в лоб, и он, молча, присоединился к нам. Младший тут же подошёл к нему, и потопал рядом. Искоса бросая на меня недоброжелательные взгляды.

Наш первый день пути прошёл в полном молчании. Я присматривался к своим спутникам. Они — ко мне. Если им надо было поговорить они, ускоряли шаг, понимая это, я замедлял свой. А то и вовсе останавливался, делая вид, что разглядываю окружающий меня лес. Пошептавшись, они выразительно смотрели на меня. Хотя нет, это касалось только троих Старшего, Младшего и мальчонки, которому имя, я еще не дал. Средний вел себя настолько странно, и неестественно, что я все больше и больше недоумевал. Дело в том, что он был с нами, и в тоже время совсем один. Он шагал, погрузившись в свои думы, равнодушный ко всему, что происходит вокруг. В нем чувствовалась какая-то надломленность.

Когда мы остановились на привал, мальчик без имени начал готовить еду, вернее сказать, стол, он вытащил из моего рюкзака ткань, сорвал крупные листья, что росли на дереве, под которым мы устроились, положил на них салфетки, и свержу раттерианский хлеб, плоды. Сходил к ручью и принес кувшин воды. Расставил узкие, я бы сказал граненые стаканы неправильной формы. Мужчины воспринимали, это как должное. Я вспомнил, что мальчика с нами в доме не было, он был у старшей матери — женщины. Никке, увидев его, очень удивилась, как будто не верила своим глазам. Подозрение усиливало еще и то, что мои спутники относились к нему я большим почтением. А младший вел себя так, что собрался защищать от меня этого паренька. Чтобы подтвердить или отбросить свои подозрения, я подождал, пока мальчик направился в кустики, лениво поднялся и шагнул за ним. Младший вскочил, будто бы сел на целый улей пчел: