Артем Каменистый - Сафари для победителей

— Это когда они своих же били? Слышал.

— Не совсем своих — они захватили Храмодис, местный царь теперь в изгнании, и никто не мешает добывать топливо для машин.

— Да он сам виноват — от золота нос воротить не следует. Хотя твои слова меня немного встревожили — с моим везением могу и здесь вляпаться. Вот получу от вас мешок монет — и следом узнаю, что золото по цене теперь меньше меди. Неприятно как-то получится — не согласен я с этим.

Чуть ли не над головой громко и зловеще прокричала ночная птица — за разговорами и не заметили, как стемнело. Выругавшись от неожиданности, Ххот предостерег:

— Не отставайте никто — надо кучкой идти. В этих дебрях и в полдень потеряться просто, а уж сейчас вообще легко.

Наверху вновь заорали столь же противно, а затем повторили еще и еще.

— Да там целая стая этих голосистых зараз, — прошипел Ххот. — Здесь аккуратнее — дерево поперек дороги упало. Осторожно перебирайтесь — ломать ноги нам сейчас ни к чему. Нести калеку омра будете заставлять, а оно мне надо?!

— Тише! — попросил мальчик, предостерегающе поднимая руку.

Все замерли, как стояли, боясь лишнее движение сделать. Мальчик тоже не шевелился — так и застыл с поднятой рукой. Птицы среди ветвей испустили еще несколько криков, а затем, будто тоже подчинившись, резко примолкли.

Ничего не происходило — несколько застывших фигур и мертвая тишина.

Омр, не выдержав, хрипло прошептал:

— Эй! Малыш! Ты тут пением птичек наслаждаться вздумал, или что?

— Ххот, твое зрение работает хуже, чем язык. Может, хоть нос у тебя на что-то годен? Пожалуйста, принюхайся.

Тишина, затем мрачный вывод:

— Э! Ребята! Да здесь дохлятинкой попахивает. Я бы даже сказал — пованивает. А ведь не воняло…

Во мраке отчетливо треснул сучок под чьей-то ногой, затем звякнуло металлом. Еще треск и еще — подозрительные звуки раздавались со всех сторон одновременно.

Неприятный запах тоже усиливался.

Омр, щелкнув предохранителем, навел винтовку во мрак и прошипел:

— Нас окружают, и, клянусь святым дерьмом, это не Коалиция!

В зарослях папоротника заструился слабый, призрачный свет — такой испускают сырые гнилушки. Вот только обычные гнилушки не бывают таких размеров и ведут себя спокойно — не бродят. Эта бродила — осторожно раздвигая стебли папоротника, приближалась к замершим беглецам. Тут уже за оружие взялся Амидис — навел мушкет на странную фигуру. Затем перевел прицел левее — там показалась еще одна, а за ней целая тройка. Развернувшись, он испуганно выдохнул:

— Они везде!

Не меньше двух десятков слабо светящихся фигур окружали маленький отряд, все теснее смыкая кольцо.

— Мальчик, это кто?! Призраки? — нервно уточнил Ххот.

— Нет. — Ответ был очень спокоен. — Опустите оружие — пули здесь не помогут. И вообще, не делайте резких движений: не надо их беспокоить.

Ночное зрение раттака было идеальным, и он, видимо разглядев что-то очень важное, выхватил гранату, резко завозился с запалом:

— Если их не беспокоить, очень беспокойным станет Тибби! Тибби уже существенным образом обеспокоен! Тибби значительно напуган!

— Потише, сейчас я с ними поговорю!

— Мальчик, с ними тебе не о чем говорить! С ними должны говорить кладбищенские служители! Нет, Тибби ошибочно выразился! Не говорить они должны — закапывать должны!

Со всех сторон трещали ветки и лязгало металлом — плохо пахнущие «гости» сжимали в руках какие-то железные предметы.

Мальчик, решительно шагнув вперед, требовательно надавил на ствол винтовки Ххота, заставив омра опустить оружие. Еще один шаг — ладонь протянул к ближайшей мерцающей фигуре. До нее не больше пяти шагов. Сталь скользнула по коже запястья, рассекла, добралась до плоти. Лезвие ножа увлажнилось от крови — багровая жидкость закапала на землю.

Еще шаг вперед, и еще. Призрачно светящаяся фигура делает то же самое, сближаясь с мальчиком. Чуть приседает, принюхивается к ладони. Усиливая зловоние, вываливается гниющий язык, припадает на миг к ране, с чавканьем пробует кровь на вкус.

В ночи раздался столь жуткий вопль, что раттак, уронив гранату, плашмя плюхнулся на четыре лапы и скользнул в заросли папоротника, омр охнул, а Амидис запищал, будто мышонок в кошачьих лапах. Фигуры замерли, Дружно припали на колени, застыли, будто в ожидании.

Они дождались.

Спрятав нож, мальчик поднял руку, покрутил ею, демонстрируя окровавленную ладонь, затем, чуть опустив, направил куда-то во мрак и требовательным, не терпящим возражений тоном приказал:

— Хранители, отправляйтесь туда. Если встретите чужеземцев — убейте.

Из тьмы донеслось невнятное бормотание — трудно членораздельно общаться, если твой речевой аппарат подпорчен разложением. Но мальчик все понял прекрасно:

— Чужеземцев узнать легко — на них нет одежд паломников! Все, кто не одет в одежду паломников, — чужеземцы: убивайте их! Таково мое желание! Выполняйте его! Вы легко их найдете — они где-то там!

Потрескивание веток под подошвами, позвякивание ржавого металла. Несколько мгновений — и опять настала мертвая тишина: ни одной светящейся фигуры больше не было. Лишь мерзкий запах гниющей плоти доказывал, что все произошедшее не было галлюцинацией.

Разрывая тишину, в ветвях несмело прокричала ночная птица, тут же повторив свой крик уже почти уверенно. Хранители исчезли — можно продолжать концерт.

Ххот, естественно, пытки тишиной не выдержал первый:

— Эй! Паренек! Это как? Кто?! И это… Как?!

Вопрос был поставлен не вполне корректно, но мальчик его понял — он вообще неоднократно демонстрировал невероятную понятливость:

— Это были хранители. Нас они не тронули — я нашел с ними общий язык и попросил пройтись по тропе к северу. Если там есть засада или они на самолет наткнутся… Ххот, у врагов наших появятся проблемы. Большие проблемы.

— Не сомневаюсь. Ох, и крик был — вы слышали? От такого крика даже лысый может поседеть! А ладонь ты зачем порезал?

— Так надо. Не будем задерживаться — пойдем вперед, пока наши… гм… новые союзники расчищают путь.

— Э! А эти наши друзья потом не вернутся?

— Не бойся — они никогда больше не тронут тех, кто со мной.

— Я их уже почти не боюсь, а вот тебя начинаю…

Он успел сменить немало профессий, что для патриархального края нетипично. Было это, конечно, давненько — тогда ему приходилось самостоятельно подыскивать себе род занятий. У него не было обязанностей, не было долга перед Тропой, зато было много смешных желаний — обыденная жизнь его не устраивала. Начал, как и все, с крестьянской доли, но, как только подрос, первым делом бросил отчий дом, убежав на поиски доли лучшей. Лучшую найти оказалось непросто: она не попалась в лоток нелегала-золотодобытчика; не было ее и среди орд паломников, которым он подряжался прислуживать; под киркой рудокопа, на каторжных работах, тоже не блеснула.